40 часов в Аду (СИ)

— Послушайте, я стремилсябыть беспристрастным к вам. Стремился наладить отношения. Мы оказались в совершенно одинаковых условиях на Баное, более того, я же помогал вам, давал советы и инструкции…

— Двуличная мразь. Как я уже уже сказала, лучше бы ты сдох. Уж я найду способ, как этого добиться.

— Да. Не надейся, что ты выберешься с Вевака живым, — со стиснутыми зубами заявляет Сэм, поддерживая в устремлениях мою возлюбленную. Я же не могу понять, почему так спокоен.

Он не стрелял в нас ни разу, не изувечил, не убил. Только припугнул. Даже Йерема кажется целой, несмотря на его показательные игры с ножом. Он просто хочет убраться с острова, так, может, лучше не мешать? Его внешность и мотивы известны миру или будут известны благодаря нам. Кевину не скрыться от следственных служб. Если взаправду оставит нас в живых. Этот парень обрёк себя ещё до того, как попал в камеру. Я своё наказание вполне перенёс, его же, несмотря на творящийся на Баное тюремный беспредел порьянее, не как в бытность мою заключённым, только начинается. Ему вряд ли удастся избежать — скорбной ли? — участи.

Яркий белый свет рыщет снаружи по пляжу, посещая и небольшой домик, где ещё есть возможность развернуться трагедии. Харон, предчувствуя приближающуюся победу, расслабленно выдыхает.

— Возможно, я этого не говорил, но за мной явятся люди, знакомые с жалостью только понаслышке, так что, если вы не дадите мне возможность спокойно покинуть пляж, у вас будут проблемы. И тогда заступиться за ваше помилование я уже не смогу, — показное сожаление в его голосе склизской змеёй заползает в уши и возникает странное желание содрогнуться. В какой-то степени от страха перед предсказанной будущностью.

Но сейчас не время бездействовать. Важно придумать что-нибудь, спастись из положения такого шаткого, что ещё чуть-чуть — и участь крыши доведётся испытать нам. Направить мыслительные процессы с красочных расправ над беззащитными нами на решение сложной задачи избежать поражения. Гадёныш «владеет мячом», и то, как он его «разыграет» в следующую секунду, мне неизвестно, как неизвестно и то, будет ли он его «разыгрывать» вообще, чтобы дать мне шанс «перехватить». Запутывает, как может коварный соперник. Но не будь я распасовщиком, если не принимал бы мгновенных решений. И моя задача как распасовщика, если мои товарищи по команде в растерянности, взять ситуацию в свои руки, показать, как надо действовать, чтобы привести их к победе. Думать мешает монотонный рёв моторного катера вдалеке, воспользовавшегося разрешением тишины. Сосредоточенность словно многократно усиливает слух.

— Сделайте шаг назад. — Дуло пистолета скачет от одного человека к другому, вынуждая подчиниться против воли. Когда очередь доходит до Сэма и меня, мы неловко, как на беду, наступаем на нижние полки стеллажа. Он трясётся и разрывает ровный ряд чистых светлых волейбольных и футбольных мячиков, и те падают с верхних полок и игриво скачут по деревянному полу. — Чёрт возьми! — Ствол возвращается ко мне, я поднимаю руки и сглатываю. Чёртовы мячики! Согласен. Я не нарочно, парень. Его нервы натянуты до предела, не хочется подобными случайностями испытывать и дальше терпение.

Хотя Кевин внешне спокоен, палец на спуске еле подрагивает. Эти четверо, выбранные среди тысяч других, невзирая на свой молящий не внушающий панику вид, всё же вынуждают держаться подальше. На первый взгляд, капризный алкоголик, раздражительный бывший наркоман-певец, хрупкая отличница школы спецназа, а также телохранительница, наличие уязвимостей у которой сложно найти, однако же она лабильна и не гнушается гордыни, звучат не очень грозно. Но стоит поглядеть под другим углом и выяснится, что один бывший спортсмен, впрочем, во всё ещё отличной форме; следящий за своей фигурой громила; мастер заточенного оружия и рукопашного боя по чан-цюань[4]; а также натренированный сотрудник органов правопорядка, для оценки владения огнестрелом которой необходимо придумывать особенные критерии. Каждый из них мог запросто убить даже голыми руками, стоит ему подойти поближе. И Кевин не спешил рисковать своими шансами подвергнуться их агрессии. Он же не повинен в том, что всё-таки погодные условия — муссон — стали тем самым пунктом, предусмотреть капризность которого невозможно. Транспорт для отхода ещё не прибыл, и он вынужден вновь испытывать психику на прочность в компании ненавидящих его людей. Сложно сказать, переживает он по этому поводу или наслаждается положительным исходом его пощады, но совершенно не отказался бы никогда более ни с кем не пересекаться.

Морозные и пустые глаза на бесстрастном лице лихорадочно пытаются найти что-нибудь, за что можно зацепиться, но у него не выходит. Он боится, сканирует нас на предмет опасности. Он в таких же условиях, что и я. Мы оба несчастные души, рискующие жизнями из-за темнокожих экзотических симпатяг. Находимся в их власти, они так сильно нужны — по разным причинам, конечно, — что мы готовы поставить на кон самое дорогое. Как оказалось, мы не такие разные.

— Кто ты?