40 часов в Аду (СИ)

Крики парня всё ещё слышатся на отдалении, когда я спускаюсь по лестнице к знакомой обстановке. Сэм невозмутимо ест на лавочке купленные в торговом автомате чипсы и мороженку — по одной вещи в каждой руке. Помню, как он литрами пил лимонад и лопал ящик яблок, чтобы восстановить свои силы. Вместо обещанных тонн кулинарных изысков и отменного натурального алкоголя доставались объедки и дешёвые банки. Наши желудки придётся долго перестраивать и убеждать их в том, что это кризисная мера была временной. Я даже не предпринимаю попыток выяснить, зачем он сидит снаружи и не помогает девушкам, потому как слышу:

— Чёрт! Он превращается!

Приглушённые ругательства я воспринимаю как призыв — и лечу к лабораторным комнаткам. Чернокожий сотрудник, кому сняли верхнюю одежду и привязали к кушетке ремнями и в довесок удерживали сильные руки Парны, выгибается и сопит. Посеревшее плечо, поражённое некрозом, выглядит мерзко. Напряжённое лицо его с испаринами выражает гнев — я бы струсил находиться рядом! Завидую выдержке своих подруг. В смысле, друзей, только женщин, не любовниц, не подумайте дурного, хотя скромничать я бросил ещё в детстве. Ампулу Мэй берёт из моих рук незамедлительно и без лишних движений загоняет в шприц, чтобы следом принести спокойствие в потревоженный вирусом молодой раненый организм. Реакция почти мгновенная: он расслабляется и откидывается на кушетку. Фух, успел вовремя, теперь отчитывать никто не станет. Секундой спустя я понимаю, что поспешил с оптимистичным выводом.

— Держу. Приступай, — распоряжается Парна, когда приподнимает пациента, а подруга-медик кивает и уверенно работает скальпелем на его спине.

Неужто извлекают пулю?! Это место становится синонимом жестокости. Проклятые мы! Без нас здесь было бы куда безопаснее. Всего этого попросту бы не произошло. Всегда чего-то попросту бы не произошло, срань! Вспышки агрессии — в копилку тех же симптомов артериальной гипертензии или переутомления, или обоих сразу.

Секунды спустя — и парень, бывший недолгое время в сонной отключке, вновь голосит. Даже издалека видно, как краснеют белки его широко открытых глаз, и он стремится вырваться из самодельных оков. Атаковать, рвать зубами и остервенело бить не чувствующими боли руками. Сэмюэль появляется неожиданно вовремя и спешно выпроваживает дам, закрывая плотную отворённую железную дверь от себя. Освободившийся от ремней новый ходячий с ходу врезается в возникшее препятствие выступающим носом. Через стеклянный проём видно вздувшееся лицо, обрастающее бледно-коричневой коркой. Как хорошо, что эти чучела не умеют открывать двери. Они ведь умудрялись застревать в туалетных кабинках, открывающихся наружу.

— Онь… мы сделали всё, что смёгли, — тепло обращается к подруге Мэй, но в той сочувствия нет и чайной ложки. Лишь злость, ведущая её в более просторный коридор. Сзади слышно как поменявший человечность на зверство юнец из лаборатории монотонно колотится в железку. Достать нас ему всё равно не удасться.

— И почему-то меня не перестаёт тревожить это его последнее слово. Повтори-ка для парней, Сянь Мэй, что он выкрикивал? — наконец остановившись, выискивающе задаёт вопрос женщина, кто становится в разы привлекательнее, когда изображает на лице сосредоточенность.

— Очкарик. — Бывший офицер сиднейской полиции складывает руки и отрицательно мотает головой, а я напрягаюсь от подтвердившихся догадок. — Паньдёра?

— Угу. — Волна смятения приливает к голове, непонятные мне загадки Парны щипают за живое, желая поскорее узнать, что она подразумевает. — Во время службы мне редко приходилось иметь дело с преступниками подобной величины. Всё местное и мерзкое, осточертевшее своим бездушным постоянством. Но я отчётливо помню, как загнулся с одним делом наш предприимчивый отдел по борьбе с сетевыми преступлениями. Слышали, что говорили по радио в вертолёте?

— Ага, о конченных ублюдках, которые остались гнить в тюрьме, а потом я заснул, — наотмашь сообщает друг.

— А имя? Помните, как настойчиво диктор твердил одно имя?

— Банойский Мясник, Титус, Анхель и ещё свора дикарей, которые первыми полегли в схватке с ходячими, — блещу знаниями, надеясь удовлетворить её своим ответом, но она неутешительно мотает головой.

— Хренов Чирон, помню, как диктор чуть ли не восхищался им, расписывая его грешки, — озаряется Сэм, а я давлю в себе смех. Мисс Мэй в сложившейся ситуации выглядит молчаливо и серьёзно.

— Угу, только Харон. Пока у бедняги лаборанта нездоровая крыша понемногу смещалась, он щедро окатил нас белибердой, однако я вычленила из неё нужную нам информацию. — Она оглядывает всех триумфально. — Этот Кевин и есть Харон.

— По мне лучше Чирон или мудозвон, но с чего это ты взяла, девочка?