40 часов в Аду (СИ)

Тренер был очень суров и не давал лишний раз отдохнуть; основательно подходил к обучению, заставляя парней, порой, бездумно, на уровне подсознания, совершать действия, приводящие команду к победе. Его программа предполагала разминки для сверхлюдей с неограниченной выносливостью. Он часто шутил, что мы ничего не добьёмся, если будем придерживаться принятых правил, и у меня засвербило. Меня, как человека до зуда в паху любящего спорт, невероятно увлекли испытания, мне хотелось доказать, что сумею пройти все его непростые «девять тренировочных кругов», освоить грёбаные «правила поведения с соперниками» и взять на вооружение «советы по сохранению своей защиты и устранения чужой», став, по его мнению, профессиональным игроком. Непредсказуемая тактика, спонтанные пасы и обводы, обманные манёвры, вытеснение защитников, грубая игра, жёсткая игра, потная и грязная — почти каждый день. На потеху либидо времени и сил не оставалось! Всё ради того, чтобы потом его долбаные излюбленные язвительные насмешки, все его «сосунки», «свинки», «неумехи», и самое гнусное — «калеки», засунуть обратно в горло, заставить задохнуться своей спесью. И выдохнуть спокойно. Распасовщиком[6] я стал именно благодаря упрямству и прихоти поставить его на место. У меня получилось, и он подобрел. Выигрывать чаще не стали, но это помогло «Техасцам Хьюстона» сплотиться, лучше понимать друг друга. Чувствовать поле, мяч, намерения своей и вражеской команды. А самое главное, с тренером можно было поговорить нормально и получить советы.

«Если соперник больше тебя, бросайся ему под ноги: так ты лишишь его опоры, и он упадёт».

Разбегаюсь и толкаюсь своим маленьким, по сравнению с размерами громадины, плечом в район правого бедра — и она, нескладно запутываясь в ногах, падает на утоптанную жителями Вевака ровную землю. Прямо посреди обыденного рыночного пейзажа из десятков деревянных ящиков и лотков с фруктами и овощами, мокрыми от проливного дождя. Парна Джексон перезарядилась, но медлит с выстрелом, понимает, что патронов остаётся мало, да и мысль убить противницу тяжёлым ящиком с ямсом кажется ей вернее. Представитель суровой мужской силы, Сэмюэль, как раз опускает его с размаху на голову «мисс Центнер», тем самым знаменуя победу «великих героев современности» или кого-то подобным.

— А вот и участок. Мы пришли! — ликующе оповещает он и указывает рукой куда-то вперёд.

Наслаждаясь триумфом, успехом сплочённых действий с глупым молчаливым переглядыванием и улыбками, мы втроём забываем о том, что в торговом лотке, подавляя стоны, лежит и часто дышит Ксин Мэй, падение для которой оказалось травмоопасным. Я нахожу по зову и бережно «прибираю к рукам» образец тонкого изящного китайского искусства, если стройную симпатичную девушку можно назвать так.Левая нога её распухла, и маленькая чёрная, с давно оторвавшейся застёжкой, туфля на каблуке свободолюбиво соскальзывает с владелицы, гулко соприкоснувшись с землёй. Мэй хочет указать на это, но я качаю головой из стороны в сторону, и она производит на свет неловкое мычание, затихает, терпя саднящую боль сломанной щиколотки. Однако старается улыбаться мне из благодарности за то, что несу её. Или проявлять симпатию в удачной подвернувшейся ситуации.

Вокруг участка в выдержанном строгом стиле и в серо-синем вестибюле — никого. Тихо, как и в тот момент, когда мы вышли из отеля приблизительно пару часов назад. Темнокожий дуэт скрывается за коридором, полный кабинетов, а я с бережностью, какую прикладывают при работе с хрупкими материалами, сажу очаровательную мисс Мэй у стены (по-видимому, участок избежал участи измалеваться поруганными надписями на вроде «все копы говнюки», в отличие от банойского. Лично бы избил каждого, кто так думал). Открываю по её указанию тут же, рядом, дверки привлекающей взгляд красной медицинской коробки, полной лекарств первой помощи. Внутри находятся болеутоляющее и эластичный бинт, так нужные в данный момент. Два из четырёх, — не хватает холодного компресса и противовоспалительного средства — но вполне сойдёт. Деформированная ножка горячая на ощупь; мои касания болезненные, и она морщится.

— Извини, я весьма груб, просто для меня это непривычно.

— Ничьего, Логан, всё в норьме, сейчас мне нужно отдохнуть, обездвижить ногу в удёбном положении. Могу я тебя попросить?.. — Её пальчик указывает вниз с неприкрытым намёком на то, чтобы я подержал ногу на весу.

— Да, конечно… — остановился и смутился, так как не запомнил чётко её имя. — Извини ещё раз, могу я узнать как тебя зовут, Мэй?

— Менья так и зовуть. Мэй. — Она смеётся, прикрывая лицо частично испачканной в грязи рукой. — Сянь — моя фамилия, так что всё вриемя ти зваль меня правильно.