2028

Я подошёл к столу, поднял укороченный автомат Калашникова, закинул его за плечо и, держась за ремешок, стрельнул ответным взглядом белой голове с залысиной и с очень серьёзным выражением лица.

— Что? Не такого ожидал ты будущего, да? — прогундосил я сквозь пластиковую маску, усмехнувшись.

С балкона внутрь вошёл парень в похожем респираторе, недоумённо посмотрев на меня.

— С кем это ты тут разговариваешь?

Я лишь мотнул головой и отшутился в ответ, после чего вышел на балкон и занял своё место крайним справа от других студентов-дозорных.

Балкон, гордо именуемая нами «стеной», удлинялся почти во всю длину центрального корпуса. Её простор позволял собирать здесь немалое количество людей, которые могли бы в ширину выстроиться шеренгами по четыре человека. Удобное расположение прямо над центральным входом сыграло роль в её обустройстве в караульный пункт. К уходящим кверху квадратным бетонным столбам, расположенным друг от друга на расстоянии нескольких метров, были приторочены железные подвески для факелов, по три на каждый массивный столб. Их огня хватало, чтобы осветить всю «стену», но их главное предназначение было не в этом.

Захвативший наш мир туман был необычным. В отличие от других, способных возникнуть и при техногенных катастрофах, этот не имел ни запаха, ни влаги, ничего. Он оседал плотной серой завесой, сквозь которую невозможно было что-либо увидеть буквально дальше вытянутой руки.

Но огонь рассеивал завесу. Мгла, словно боясь обжечься, обступала его вокруг, трусливо уходя от ярких багровых сполохов. Пространство освобождалось от её власти примерно на пять метров вокруг. Уходящие на вылазку поисковики брали не менее трёх факелов с собой, их зажигали ещё в вестибюле, перед выходом. На балконе же факелы горели на подставках, и призрачная мгла вокруг наших стен рассеивалась, давая караульным возможность видеть хотя бы площадку напротив входа снизу.

Но это была не единственная особенность тумана. Он был словно… живым. Он пребывал в постоянном движении – медленном, ленивом; он густо перетекал по местности, и даже в те дни, когда нет ветра, нет даже слабых его порывов, мгла куда-то плыла. Словно была у неё какая-то своя дорога, какой-то только одной ей известный путь, и она его никогда не заканчивала. Постоянно текла, как мёртвая густая кровь по жилам ещё не до конца окоченевшего трупа.

А ещё мгла сводила с ума. Всякий, кто заходил в неё, словно терял себя. Разум несчастного расщеплялся на тысячи осколков, которые потом невозможно было собрать воедино. Туман давил на подсознание. Будучи пустым и призрачным, он в то же время плотно ощущался. Его можно было словно потрогать, почувствовать своим прикосновением. Он обволакивал тело, укутывал его бережно и словно с заботой, а потом проникал в голову, в разум.

Те, кто уходил в самом начале, пропадали в нём навсегда. Но однажды один из студентов всё же вернулся. Глаза его были мутными, зрачки рассеяно блуждали по векам, губы шевелились в невнятном бормотании, испуская длинные слюнявые сгустки. Бедолага постоянно трясся и чего-то боялся, боялся отчаянно, как можно бояться лишь увидев воочию саму смерть во плоти. А потом он окончательно свихнулся и умер.

Через некоторое время мы поняли, что мгла проецирует страхи людей, делает их настолько реальными и физически осязаемыми, что у попавшего под её влияние нет сил противостоять. Человек сходил с ума и медленно, мучительно умирал, а страх его всё это время был перед глазами.

Мгла захватила всё, кроме огня. У неё не было власти подавить его силу. И факелы создавали для нас защитную ауру, а респираторы и противогазы, которые мы надевали, выходя на «стену» и на вылазки, гарантировали нам ещё один день жизни на этом свете.

Но за враждебной завесой таилась и другая опасность…

На стене сейчас стояли одиннадцать студентов, включая меня. Караульными тут руководил Егор, который подошёл ко мне в аудитории. Когда наступил конец света, он учился на четвертом курсе на экономическом факультете, и долгожданный красный диплом уже виднелся на горизонте. Образцовость и хорошие успехи в учебе гарантировали ему много возможностей. Однако катастрофа перекроила его судьбу, как и судьбы всех оставшихся в живых.

Сам же Егор был довольно приятным человеком, добрым, понимающим. Он смог всё пережить, не упав духом, не сломавшись. Однако, как и у всех, силы держаться дальше и слабый проблеск надежды медленно вытекали по капле из его тела, и внутри росла пустота.

Одетый в длинное серое пальто, перехваченное двумя кожаными ремнями, на которых висела коричневая кобура, в вязаной чёрной шапке, синих выцветших джинсах и старых кроссовках, Егор прохаживал вдоль стены, скрестив руки за спиной и не спуская взгляда со сгустившегося марева, что начинало царствовать уже за площадкой перед центральным входом.

Парень остановился в центре, а потом подошёл к бетонному парапету и облокотился на него.