2028

Я медленно подошёл к матрасу и опустился на него, пытаясь переварить услышанное. Платон тем временем продолжил:

— Задолго до того, что произошло с нашим миром, бытовала точка зрения, согласно которой на перепутье столетий рождаются люди с необычными способностями. Им дали даже определение – Дети Индиго. Это люди с сильным энергетическим полем, обладающим более утончённым восприятием мира и повышенной чувствительностью. Во второй половине двадцатого столетия им приписывали значимость как новой, совершенной человеческой расы. Конечно, научная сторона всячески отвергала подобную гипотезу из-за отсутствия эмпирической базы, доказывающей её справедливость. Однако, как показала временная практика, некоторые вещи нельзя описать с научной точки зрения. Да и сам человек ещё не до конца был изучен, а судить о Детях как о типичных представителях человечества было бы весьма непрактично. И вот, когда случился Армагеддон, когда мир наш сгорел в его пожаре и произошло что-то вроде его «перерождения», Дети Индиго начали проявлять свои способности более действенно.

Платон замолчал, ещё раз помешал содержимое котелка, а потом осторожно снял его с жерди, ухватившись тряпочкой за рукоять, и поставил рядом.

— Скажи, с тобой происходили в жизни странные вещи? Было ли такое, что твоё внезапно обострившееся чутьё приводило тебя к определённым ситуациям или, наоборот, спасало от них?

Я молча, но неуверенно кивнул.

— Некоторые называют это интуицией, другие – дежавю, но в конечном итоге подобное является проявлением повышенной чувствительности, способной ощущать вещи, выходящие за рамки материального мира. Ясность видения, телепатические способности – эти необыкновенные возможности приписывают Детям. Они выделяют их из числа обычных людей. И в то же время налагают на них особое предназначение.

Платон на какое-то время вновь замолчал. Достал из кармана старинный портсигар, вынул оттуда узкую сигарету и щёлкнул внезапно появившейся в руке зажигалкой. Прикурил, выдохнул сизый дым.

— У каждого в этой жизни есть своё предназначение, Павел. Оно становится ясным спустя некоторое время пройденного жизненного пути. И каждый его должен исполнить.

— А какое предназначение у Детей?

— Ты неправильно поставил свой вопрос. Ты должен спросить: «Какое предназначение у меня?». Потому что ты относишься к ним.

Я усмехнулся, скептически мотнув головой.

— Вы ошибаетесь насчёт меня… То, что происходит со мной, происходит и с другими. У каждого есть интуиция, инстинкты и чувства, да и вы сами сказали, что человек изучен ещё не до конца. Как же в таком случае можно разделять людей на обычных и особенных?

— Сомнение – вещь, присущая абсолютно всем, даже животным. Но животных отличает от людей способность творить, а людей от Детей – способность «видеть» своими чувствами. Я ведь не зря спросил у тебя насчёт твоих кошмаров.

Я посмотрел на него: Платон пронизывал меня глазами, будто насквозь. Его взгляд ощущался внутри, и чувствовалось, будто кто-то разжёг огонь в груди.

— Откуда вы знаете про кошмары? Я и о них сказал тогда? На крыше?

Повисло кроткое молчание. Платон застыл, взирая на меня, и его ответ я словно услышал где-то глубоко внутри себя.

— Вы… Вы тоже один из них?... Из Детей?

— Не стоит бояться, Павел. Но нет, я не один из них. Скорее, я промежуточное звено между ними и обычными людьми. Тех, кто также обладает определёнными способностями, в народе именуют экстрасенсами. Однако, данное определение весьма расплывчатое. Более точное звучит так – медиум.

Платон чуть склонил голову, словно изучая меня изнутри.

— Но твой страх направлен не на меня. Он покидает эти стены и уходит далеко отсюда. К стенам университета.

Я почувствовал, как внутри заколотило сердце. Я был словно лист бумаги, по которому старик считывал нужную ему информацию, и от этого ощутил острую несправедливость. За то, что тот пытается ухватиться за самое глубокое.

— Ты боишься за тех, кто там. Боишься того, что находится там…

— Хватит. Прекратите!

— Ты сам раскрываешь передо мной все створки. Страх выдаёт человека.

Потом Платон опустил взгляд на огонь. По его морщинистому лицу плясали багровые отсветы, а в глазах отражался словно разбушевавшийся пожар.

— Неведение заставляет человека бояться, невозможность объяснить определённые вещи. И в страхе человек воспринимает эти вещи как нечто враждебное себе, ибо чует от них опасность.

Я резко поднялся, и это вызвало лёгкое головокружение и потемнение в глазах. Ухватившись за стену, чтобы не упасть, я вновь подошёл к окну. Что я хотел увидеть за ним? Там была абсолютная тьма, бездна без конца и края. А где-то за этой бездной скрывалось и то странное сияние.

— Вы знаете, что это за зелёный свет, исходящий из торгового центра?

— «Огонь богов» – так его именуют некоторые. Однако всё намного сложней. Я думаю, это открытый проход между измерениями.

— То есть? — я обернулся, недоумённо вперившись в старика широко раскрытыми глазами.