_2020_10_28_03_57_12_770

ство нарушает художественную цельность произведения, его гармоническую стройность, ста-

новится навязчивым, начинает нарушать принцип объективного художественного повествова-

ния. Чехов блестяще справляется с этими трудностями.

Чехов создаёт немало и таких произведений, где авторские комментарии отсутствуют

полностью, «Злоумышленник». Нет ничего похожего на авторское вмешательство и в

«Ведьме» – это не только один из ярких образцов глубокого психологического анализа и

острого драматического построения бытовой сценки. Это и замечательный пример чеховской

пейзажной живописи.

«В описании природы надо хвататься за мелкие частности, группируя их таким обра-

зом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина. Например, у тебя получится

лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звёздочкой мелькало стёк-

лышко от разбитой бутылки, и покатилась шаром чёрная тень собаки или волка и т. д.» (При-

мер из рассказа «Водобоязнь»).

Чехов решительно отвергал спекуляцию политическими мотивами в художественном

творчестве. Он утверждал, что первым признаком художественности должно являться отсут-

ствие политической трескотни. (Не мешало бы и нашим, современным авторам, придержи-

ваться того же мнения. Политика сиюминутна, а настоящее искусство на века. Оставьте поли-

тику журналистам, господа!)

В конце 1887 года он начинает работу над «Степью», которую оканчивает в начале фев-

раля 88 года. В 87 же году Чехов пишет и рассказ «Счастье», который считает одним из луч-

ших своих произведений. «В рассказе, – писал Чехов, – изображается степь: равнина, ночь, бледная заря на востоке, стадо овец и три человеческие фигуры, рассуждающие о счастье».

Писателю важно, что каждый из этих людей в доступной для них форме мечтает о счастье, как

о чем-то самом главном в человеческой жизни. Этот рассказ в какой-то мере явился итогом

творческих исканий Чехова 85-87 годов.

129

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

В основе симфонической многоплановости «Степи» лежит особая структура повест-

вования. Основной секрет обаяния этого произведения в этой многоплановости, несравнен-

ной живописности, портретной живописи. Отсюда и глубина, и музыкальная завершённость

«Степи».

Создавая образы мужиков, Чехов стремится избежать идеализации, свойственной писа-

телям его времени. «Во мне течет мужицкая кровь, и меня не удивишь мужицкими доброде-

телями». Так писал о себе Чехов. Он стремился, ничего не приукрашивая, выявить и показать

таящиеся в глубине души тёмного, забитого крестьянства истинные человеческие ценности,

раскрыть их общечеловеческую сущность.

Общечеловеческие ценности, таящиеся в душе у мужика, не могут мириться с иди-

отизмом деревенской жизни. Отсюда неизбежный конфликт, являющийся свидетельством

стремления героев к иной, более достойной жизни. Стремление это может быть наивным и

странным, может принимать иногда самые нелепые формы, единственно доступные темным,

неразвитым людям, но все же это будет конфликт, борьба с привычным жизненным укла-

дом. Так возникает в творчестве Чехова вереница людей неприкаянных, бродяг и отщепенцев, людей, выломившихся из деревенской жизни, людей непоседливых, мечтательных, нередко

наделённых поэтическим, артистическим складом души.

Отщепенство по Чехову – явление не только деревенской жизни. Отщепенцем может

стать любой человек. Герой рассказа «Егерь» Егор Власыч и является примером подобного

отщепенства. «А что я вашим деревенским занятием брезгаю, – говорит он Пелагее, – так это не

из баловства, не из гордости. С самого младенчества я, знаешь, окромя ружья и собак никакого

занятия не знал. Ружье отнимают, я за удочку, удочку отнимают, я руками промышляю. Ну, и

по лошадиной части барышничал, по ярмаркам рыскал, когда деньги водились, а сама знаешь, что ежели который мужик записался в охотники или в лошадники, то прощай соха. Раз сядет в

человека вольный дух, то ничем его не выковыришь. Тоже вот, ежели который барин пойдёт в

ахтеры или по другим каким художествам, то не быть ему ни в чиновниках, ни в помещиках».

Два пути открылись перед Чеховым после «Степи»: продолжать разрабатывать лири-

ческую прозу или, свернув с проторенного пути, начать прокладывать новую дорогу. Чехов

избрал второй путь.

Так появился рассказ «Огни», где Чехов поднимает проблемы русского пессимизма, и сердитый рассказ «Именины» с широко представленной русской жизнью. Чехов обличает

ложь. «Когда я изображаю подобных субъектов, – писал Чехов, – или говорю о них, то не думаю

ни о консерватизме, ни о либерализме, а об их глупости и претензиях».

Развязки рассказов Чехова внутренне неожиданны. Они как будто открытия, которые

сделаны писателем для самого себя, причём открытия отвергают обычную развязку, делая

характер героя текучим.

В конце осуществляется новое толкование героя и той коллизии, которую тот пережи-