Каждый зал аэропорта был обставлен с таким изыском и вкусом, как, пожалуй, в девятнадцатом веке не были обставлены даже дома зажиточных американцев. Сара свезла сюда все, что ей приглянулось: устаревшие игровые автоматы, гравюры, канделябры, свечи с ароматом жвачки, турецкие ковры, искусственные цветы. Жители аэропорта будто не замечали нас: кто-то запаивал протекшую крышу, а кто-то развозил дневную порцию молока на роликах и самокате. Все ходили в том, в чем им было удобнее: в домашнем халате и мягких тапочках или же в блестящем вечернем платье. Это напоминало одновременно и райский уголок, и психиатрическую больницу, и работный дом. Делом здесь был занят каждый. Идеальный порядок, идеальное послушание и идеальные улыбки, которые не сходили с восковых лиц. Это место было самым жутким, что я видела со времен своего пробуждения в Фэрбенксе.
– Раньше этой башни здесь не было, мы сами пристроили ее к аэропорту. Как я и говорила, все мучения того стоили. Лучший вид во всем Анкоридже! Погляди, как горы!
Я поняла, почему Саре так нравится ее комната, лишь когда оказалась внутри. Она была обустроена и под рабочий кабинет, и под спальню, усеянная памятниками искусства. Скульптуры, вазы, картины… И очень много зеркал. Я откинула назад голову: потолок башни был полностью из стекла. Вся комната напоминала игрушечный шар, только без снега; вместо снега здесь были цветы, в основном розы и гортензии в горшках. Но это не шло ни в какое сравнение с гигантским золотым гобеленом над ее постелью. Под ним могло укрыться человек пять, не меньше.
Изображение черноволосой женщины с черничной кожей, вышагивающей по преклоненным человеческим телам как по лестнице. Ее наготу прикрывал лишь пояс из человеческих рук. У нее самой рук было четыре, и каждая из них сложена в особом жесте. Этому полотну было много лет (возможно, даже столетий), но состояние осталось почти идеальным.
– Каларатри, или Кали, – произнесла Сара, и я немедленно вспомнила, что именно так обозвал ее Крис сразу после того, как рухнул практически ниц. –
– Вы профессор истории, – вспомнила я.
– Да, я преподавала в Анкоридже, – мечтательно улыбнулась она. – Раньше – в Чикаго. Моя специализация – Древняя Индия. Со временем многое забывается… Но попроси меня процитировать Артхашастру на санскрите, и я процитирую, – Сара задумчиво сощурилась и изрекла нечто, что я не смогла бы повторить, даже спустя годы тренировок. –
– Ух ты, – притворно восхитилась я. – Звучало как парсултанг из «Гарри Поттера». Поблизости что, проползал Василиск?
Сара вскинула брови, и я вдруг поняла, что хожу по тонкому льду, рискуя в любой момент напороться на глыбу. Рано или поздно это должно было произойти: Сара обошла стол и села, а весь зеркальный кабинет пришел в движение. По крайней мере, так мне показалось, когда Шон ураганом метнулся в двери. Спустя секунду он подхватил меня за локти и обездвижил. Я вскрикнула и упала животом на стол, скрученная в три погибели.
Сара достала шкатулку из ящика и сдула с нее слой пыли прямо мне в лицо.
– Ну конечно, – чихнула я, шмыгнув носом. – Хваленая безопасность и дружелюбие… И двадцати минут не прошло, как мы наедине остались!
– Т-ш-ш, – Сара прижала палец к губам, и Шон сдавил мои руки сильнее, выбивая из меня не только возможность говорить, но и дышать. – Смотри внимательно!
Пока Шон удерживал меня, она выключила свет и покрутила в руках стеклянный треугольник. Он был исписан сплетениями клевера и архаичного орнамента. Подставив его к окну, Сара словила луч рассветного солнца, и треугольник окрасил комнату: по стенам заплясали тысячи оттенков, красок и силуэтов.
– Это ловец солнца, – прошептала она, крутя треугольник так, чтобы свет продолжал играть, раскрашивая белые стены то в синий, то в гранатовый, то в аметистовый. – Он ловит свет с неба и преображает мир, творя нечто особенное из ничего. – Сара резко опустила стекляшку, и кабинет увяз в сумраке. – Лишь ловец делает истину зримой. Ты как этот ловец солнца, Джейми, поэтому должна помочь мне.
Шон ослабил хватку и отпустил меня. Я прижалась к дверному косяку, настороженно взирая на Сару, бережно убирающую ловец обратно в шкатулку. Шон прирос к единственной двери, загораживая ее.
– Помочь вам? – переспросила я с нервным смешком. – Разве существует что-то, с чем вы не могли бы справиться сами?
Сара подошла к комоду. Погладив резьбу шкатулки, будто ноющие шрамы дерева, она зажевала губы.
– Как думаешь, откуда в Прайде столько людей? И почему именно они?
– Себастьян говорил что-то… – Я попыталась вспомнить, но происходящее мешало сосредоточиться.