за границей снарядов к полевым пушкам, когда наша собственная промышленность уже в достаточной мере
удовлетворяла нашу потребность. Разлагающее влияние иностранных военных миссий, офицеров — стратегических и
технических контролеров, сказывалось в России и до и после февральской революции 1917 г.
Потеря экономической независимости, естественно, ведет и к потере независимости стратегической. Как
известно, с октября 1914 г, на западе наши союзники вели борьбу на измор, не давая об этом знать России и поощряя ее
к энергичному, активному ведению войны против Германии обещаниями скорого перехода в решительное
наступление. Поэтому, естественно, когда 1 февраля 1917 г. союзническая конференция собралась в Петрограде, русский представитель, генерал Гурко, поставил вопрос: "Должна ли будет кампания 1917 г. носить решительный
характер? Или не следует ли отказаться добиться окончательных результатов в течение этого года?" Этот
естественный вопрос русского представителя, выражавший желание поставить Россию в равные условия в отношении
активности войны с Францией и Англией, привел в изумление и негодование представителей Антанты. Русские
позволяют себе рассуждать! Надо прочесть об этом возмущении в воспоминаниях Мориса Палеолога, чтобы отдать себе
отчет в положении "стратегических негров".
Экономически слабая страна должна остерегаться стремлений сильных экономически союзников закабалить
ее. Между тем, современные формы оказания экономической поддержки благоприятствуют этому стремлению.
Несомненно, для успеха действий коалиции требуется наиболее полное использование всех сил, в том числе и
экономических; а последнее требует обобществления в союзе экономической базы, объединения в один котел
финансовых средств.
Более богатое капиталами государство должно поддерживать более бедного союзника. Более крупные
экономические жертвы богатого государства оправдываются в большинстве случаев и тем, что оно экономически
более заинтересовано в результате войны. Еще в эпоху наполеоновских войн Австрия, Россия, Пруссия, Швеция
торговались с Англией, обещая выставить против Наполеона известное количество солдат и требуя за каждый месяц
войны определенную субсидию. Размер платы, которую давала Англия на каждого солдата, зависел от большей или
меньшей возможности данного государства уклониться от войны. В 1813 году выгоднее всех выторговала субсидию
Швеция, затем Россия, и самую скромную — Пруссия. Эти формы субсидии, установившиеся еще на заре капитализма, стали неудобными после введения всеобщей воинской повинности; современная идеология противится торговле
кровью своих граждан в неприкрытой форме. Поэтому теперь, на место субсидий, явились займы союзникам, с весьма
условной отдачей. Однако, нахождение долговых обязательств в руках экономически сильного союзника, даже если по
ним ничего не удастся получить, является известным средством давления, кабалы, осложнений. Старый способ был
лучше и откровеннее. Под такую категорию займов-субсидий подходят не только военные долги России, но и часть
займов, сделанных перед войной в связи с обязательствами России по военной конвенции и употребленных на
обусловленную конвенцией военную подготовку.
Наши ближайшие соседи теперь в широких размерах прибегают к содействию иностранных военных миссий и, невидимому, не замечают их отрицательного воздействия. Между тем, господствующий класс, не нанося тягчайшего
удара своему авторитету, не может демонстрировать своего рабства перед иностранным влиянием. Не потому ли
погибла Польша, как государство, в конце XVIII столетия? Этого не понимал Людендорф, стремившийся подчинить
австрийские армии германскому командованию. Несмотря на все плюсы, которые давало подпирание австрийских
войск германскими и постановка первых под начало германских штабов, мы признаем, что истина, а не лишь узко
эгоистические соображения, заключалась в возражениях Конрада, начальника австрийского генерального штаба, который находил, что потеря остатков самостоятельности австрийских армий, явное признание гегемонии Германии
явится новым этапом болезни австрийской государственности на пути к роковому концу, послужит новым стимулом
для развития центробежных стремлений внутри государства и ослабления моральных сил на фронте. Из попытки
Людендорфа переучить австрийских солдат под командой германских офицеров ничего не вышло. Сомнительной, в
наших глазах, была и попытка Суворова в 1799 г., явно оскорбительная для австрийцев, — русскими офицерами в
течение 2-3 дней переучивать прибывавшие под команду Суворова австрийские войска. Но Суворов занимался только
вопросами тактики, а Людендорф углублялся и в условия внутренней службы. Замечательно, что, несмотря на особо