19a80551de29cd22aac68fc54f3430de

государственности и неизбежно ведет к ев развалу, не раз задавался вопросом о заключении сепаратного мира, но

каждый раз приходил к заключению о физической невозможности осуществить его; наиболее ценный для австрийской

государственности национальный элемент — немцы — в этом вопросе стал бы на германскую точку зрения; а

германцы не остановились бы перед тем, чтобы опрокинуть австрийское правительство, опираясь на германские

войска, находившиеся на австрийском фронте. Точно так же имеются непроверенные сведения о том, будто

французское правительство, в период между пограничным сражением и операцией на Марне, останавливалось на

вопросе о заключении сепаратного мира и будто Англия выяснила Франции, что выбор может заключаться лишь

между войной с Германией и войной с Англией, и что последняя война связана с потерей всех французских колоний.

Некоторые французские политики, стоявшие на точке зрения безусловного продолжения войны, например, Пенлевэ, в

первых числах сентября 1914 года, в момент переезда французского правительства из Парижа в Бордо, стремились уже

обособиться от него и занять самостоятельную политическую позицию.

Россия по своему положению не могла быть подвергнута, подобно Австро-Венгрии или Франции, непосредственному давлению своих бывших союзников в случае заключения сепаратного мира. Однако, одно

предположение, что царское правительство тайно готовится к заключению сепаратного мира, вызвало бурю

общественного негодования, муссированного дипломатическими представителями Антанты, принявшими, таким

образом, вопреки их отчетам-воспоминаниям, непосредственное участие в создании настроений, ускоривших

наступление русской революции. Чтобы Россия действительно могла выйти из войны, потребовался Октябрь и

последовавшая гражданская война.

Болгария, Турция, Австро-Венгрия — все они вышли из мировой войны сепаратно, но в обстановке уже

обозначившегося поражения центральных держав и в условиях развала и революционных переворотов.

Государственный эгоизм. Несмотря на возросшую политическую прочность современных коалиций, сила их

остается меньше суммы слагаемых. Даже при полной искренности правительств-государств, входящих в союз, каждое

из последних не может, не нанося тягчайшего ущерба своей государственности, отречься от своих особых стремлений, нужд и свойств. Коалиция всегда оказывается колесницей, в которую запряжены конь и трепетная лань. Честное

соглашение не может заставить забыть о здоровом государственном эгоизме. Царское правительство отчасти потому и

не смогло довести войну до конца в рядах Антанты, что слишком покорно, без учета интересов России, вносило свой

пай в мировую войну. Маршал Хэг устанавливает, как общий вывод из мировой войны, требование, что коалиция

должна не только установить общее командование всеми своими вооруженными силами, но выдвинуть и единого

политика для общего руководства политическими делами коалиции. Нам это представляется химерой. Для такой

коалиции не хватает ныне тех же предпосылок, которые отсутствуют пока и для создания европейских Соединенных

Штатов. Коалиция по самому существу своему еще не является федерацией.

Вассалы эпохи империализма. Но, конечно, коалиция ныне не является чисто военным союзом. Нельзя теперь

ограничивать вопросы ведения союзом войны объединением военных действий. Является необходимость оказать

финансовую и экономическую помощь более слабым участникам союза, объединить и распределить по потребностям

имеющийся в распоряжении морской транспорт, распределить между союзниками нейтральные рынки для заказов

военного снабжения и закупки сырья, установить общие начала для работы агитации и пропаганды и распределить

между отдельными государствами определенные районы деятельности. Война, несомненно, должна быть

трестирована. Этот характер всеобъемлющего треста и объясняет прочность современных союзов. Более слабые в

экономическом отношении государства оказываются в зависимости от капитала других союзников. В 1915 г., задолго

до того, как Советская власть установила монополию внешней торговли, Китченер установил для России такую

монополию наизнанку, в виде союзнического контроля над всеми заказами и закупками России на иностранных

рынках. Мы были вынуждены давать отчеты в наших нуждах и потребностях в валюте; мы должны были обращаться к

Китченеру, как к посреднику, для размещения наших заказов в Англии и Америке (Моргановское объединение); наши

приемщики были без труда скомпрометированы и устранены; нам давали не то, что мы хотели, и не требуемого нами

качества; мы не могли, под угрозой быть заподозренными в нежелании вести энергичную войну, отказаться от заказов