- Но это оказался не просто карточный клуб? - поспешно спросил я, так как Джонни попытался угрюмо замолчать.
- Нет, - вздохнул он, - там было полно… этих… ну… трансвеститов. - Депрессия Фаррингфорда явно нарастала. - Я сначала не понял. Да и никто не понял бы. Они все выглядели как женщины. Привлекательные. Попадались хорошенькие. Нам предложили стол. Было темно. И вышла девчонка, освещенная лучом, исполнять стриптиз, снимать с себя целую кучу воздушных покрывал… Она была красива… смуглая, но не чернокожая… красивые темные глаза… потрясающие маленькие грудки. Она разделась почти донага и стала танцевать с розовым боа из перьев… изумительно, на самом деле. Когда она поворачивалась спиной, на ней ничего не было, а когда оборачивалась лицом, то боа всегда падало на… ээ… главное место. Когда все закончилось, я зааплодировал. Тут Ганс наклонился ко мне, осклабился, как мартышка, и шепнул на ухо, что это был мальчик. - Его перекосило. - Я ощутил себя совершенным дураком. Я имею в виду… никому не придет в голову смотреть такие представления, зная, что это такое. Но когда тебя туда затащат…
- От этого можно обалдеть, - согласился я.
- Я сначала посмеялся, - продолжил он. - Любой бы посмеялся, не так ли? Но все-таки в этом было какое-то странное очарование. Ганс сказал, что видел этого мальчишку в ночном клубе в Восточном Берлине и был уверен, что тот мне понравится. Казалось, он понимал мое смущение. Думал, что это хорошая шутка. Я постарался воспринять все это спокойно, ведь я был у него в гостях, но, честно говоря, подумал, что это немного чересчур.
Ощущение задетой гордости, подумал я.
- Соревнования начались через два дня, а еще через день, после скачек, Ганс умер.
- Отчего он умер?
- Сердечный приступ.
- Но ведь он был молодым? - удивился я.
- Был, - подтвердил Джонни, - всего-навсего тридцать шесть. Тут задумаешься, правда?
- А что же случилось на самом деле? - продолжал я расспросы.
- Ну… пожалуй, ничего. Никто к нему и пальцем не притронулся. Ходили слухи - думаю, я был последним, до кого они дошли - что с Гансом было что-то не так. И со мной тоже. Что на самом деле мы были голубыми, понимаете, что я имею в виду? И что некая Алеша из Москвы приревновала Ганса, устроила скандал, и того хватил сердечный приступ. А еще, знаете ли, было сообщение, что если я когда-нибудь окажусь в Москве, то Алеша меня найдет и разберется со мной.
- А что это было за сообщение? В смысле, как вам его передали?
- Да все это, и само сообщение тоже, было только слухами. - Хозяин выглядел явно расстроенным. - Казалось, все это слышали. Несколько человек пересказали мне эти сплетни. Я даже понятия не имею, кто их распускал.
- И вы так серьезно к ним отнеслись?
- Конечно, нет. Все это чушь. Ни у кого не могло быть ни малейшего основания ревновать ко мне Ганса Крамера. Да к тому же после того вечера я старался избегать его - конечно, так, чтобы это не выглядело подчеркнутым, понимаете?
Я поставил пустую чашку на поднос и пожалел, что не надел второй свитер. Хозяин же, казалось, был совершенно невосприимчив к холоду.
- Но ваш родственник очень серьезно относится к этому.
- Он совершенно помешался от страха перед прессой, - скорчил рожу Фаррингфорд. - Разве вы не заметили этого?
- Мне показалось, что он их не любит.
- Они просто достали его, когда он пытался скрыть от них свой роман с моей сестрой. Я воспринимал это как забавную историю, но, видимо, для него все было по-другому. Если помните, из этого устроили целую сенсацию, ведь через две недели после помолвки наша мама вдруг подхватилась и сбежала со своим парикмахером.
- Я и забыл об этом, - сознался я.
- Как раз перед этим я уехал в Итон, - продолжал Джонни. - Это слегка поколебало мою самоуверенность, ну, понимаете, в смысле, когда парень имеет все, до чего может дотянуться. - Он говорил несерьезным тоном, но легко можно было угадать отголосок старой травмы. - Так что еще несколько месяцев они не могли пожениться, а когда наконец поженились, в газетах чуть не каждый день обсуждали половую жизнь моей матери. И всякий раз, когда печатают какие-нибудь сведения о любом из нас, снова начинают мусолить всю эту историю. Отсюда и эта странность у его королевского высочества.
- Тогда легко понять, - рассудительно заметил я, - почему он опасается, что вы на Олимпиаде окажетесь втянутым в какой-нибудь шумный скандал, а толпы досужих сплетников будут, как локаторы, отслеживать каждый вант шаг. И, возможно, попытаются связать ваше имя с сексуальными меньшинствами.
К этому моменту опасения принца казались мне вполне обоснованными, но Джонни был явно не склонен соглашаться со мной.
- Да не будет никакого скандала. Просто потому, что ему неоткуда взяться, - заявил он. - Вся эта история - просто глупость.