- Думаю, что именно это ваш родственник и Министерство иностранных дел хотят доказать. Ведь любая поездка в Россию связана с известным риском, а уж если едет кто-нибудь с репутацией гомосексуалиста, то возникает настоящая политическая опасность, так как там гомосексуализм преследуется законом. Они хотят, чтобы вы участвовали в Олимпиаде, и поэтому просят меня для вашей же безопасности расследовать эти слухи. Фаррингфорд упрямо стиснул зубы.
- Но это совершенно ни к чему.
- А как насчет этих людей? - напомнил я.
- Каких людей?
- Которые напали на вас и велели отвязаться от Алеши.
- Ах, эти… - Хозяин выглядел совершенно спокойным. - Ну, я думаю, кем бы эта Алеша ни была, она не желает расследования. Считает, что оно повредит ей. Вы не подумали о такой возможности?
Джонни нервно встал, взял поднос и вышел в кухню. Там он некоторое время гремел посудой, а когда вернулся, то явно не был расположен продолжать беседу.
- Пойдемте, я покажу вам лошадей, - предложил он.
- Сначала расскажите мне об этих людях, - настойчиво возразил я.
- А что вы хотите о них узнать? - Он поправил ногой высовывавшееся из камина полено, слегка оживив огонь.
- Это были англичане?
- Ну, наверно, удивленно ответил Фаррингфорд.
- Вы слышали их речь. Какой у них был акцент?
- Обычный. Думаю… ну… как обычно говорят рабочие.
- И все же были какие-нибудь особенности, - настаивал я. Он помотал головой, но я-то знал, что все акценты различаются, хотя бы самую малость - Ладно, они были ирландцами? Шотландцами? Валлийцами? А может быть, они из Лондона, Бирмингема или Ливерпуля? Или с запада? Всех их легко различить.
- Наверно, из Лондона, - сказал он наконец.
- Не иностранцы? Скажем, русские?
- Нет. - Казалось, Джонни впервые задумался о том, кем были его обидчики. - Грубая, некультурная речь, почти все согласные проглочены. Южная Англия. Лондон, юго-восток, в крайнем случае Беркшир.
- То есть тот самый акцент, который вы ежедневно слышите вокруг себя?
- Думаю, что да. Во всяком случае, я не заметил никаких особенностей.
- Как они выглядели?
- Оба здоровенные… - Он наконец сложил каминные принадлежности в аккуратный ряд и выпрямился. - Выше меня. Мужики как мужики. Никаких примет. Ни бороды, ни хромоты, ни заметных шрамов. Жаль, конечно, что я такой бестолковый, но думаю, что не смогу узнать их на улице.
- Но, если они войдут в эту комнату, - возразил я, - вы их узнаете.
- Вы хотите сказать, я почувствую, если это окажутся они?
- Я хочу сказать, что на самом деле вы помните больше, чем вам кажется, и если вашу память подтолкнуть, все встанет на свои места.
С сомнением поглядев на меня, Фаррингфорд пообещал:
- Я обязательно дам вам знать, если увижу их.
- Они как пить дать заявятся с еще одним, так сказать, предупреждением, - задумчиво сказал я, - если вы не сможете убедить своего родственника бросить это дело.
- О Боже, вы так считаете? - Джонни обернулся к двери, вздернув свой тонкий хищный нос, словно приготовился отразить немедленное нападение.
- Все, что вы говорите, не слишком успокаивает, вам не кажется?
- Это тактика запугивания - Что?
- Врезать по больному месту, - пояснил я.
- А-а… ну да…
- Дешево и частенько бывает сердито.
- Ладно. В смысле, чего еще можно ожидать?
- Это зависит от того, кого хотят напугать. Вас, меня или вашего зятя.
Фаррингфорд уставятся в пространство. Мне стало ясно, что он до сих пор не рассматривал ситуацию с такой точки зрения.
- Понятно, к чему вы клоните, - сказал он наконец. - Но все это чересчур тонко для меня. Пойдемте посмотрим лошадей. Ихто я понимаю. Они даже если и убьют вас, то без злого умысла.
Стоило пройти пятьдесят ярдов, отделявших дом от конюшни, как с хозяина слетела вся его нервозность и подавленность. Лошади были частью его самого, и пребывание рядом с ними возвращало Фаррингфорду спокойствие и душевное равновесие.
Конюшни представляли собой небольшой четырехугольник глины и гравия, окруженный деревянными сараями старой постройки. Еще там имелись подстриженный газон, раскидистое дерево и пустые кадки для цветов. Строения были окрашены облупившейся зеленой краской. Чувствовалось, что весной здесь вырастут сорняки.
- Когда я вступлю в права наследства, то куплю себе конюшню получше, - заметил Джонни, вновь непостижимым образом угадав мои мысли. - А эту я арендую. Опекуны, видите ли.
- Приятное место, - мягко сказал я.
- Но неудобное.
Тем не менее его опекуны вкладывали деньги в стоящие вещи, у каждой из которых были четыре ноги, голова и хвост. Хотя шел восстановительный период, все пять лошадей выглядели мускулистыми и хорошо упитанными. В основном это было потомство чистокровных жеребцов от охотничьих кобыл, смотрелись они как картинка, а Джонни с увлечением и гордостью рассказывал мне историю каждой лошади. Впервые за время нашего знакомства он ожил. В нем проявились целеустремленность и неподдельный фанатизм - вечное топливо олимпийского огня.