1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Но расширение пространства гражданской войны изменило ситуацию. Обе армии стали мобилизовать большие массы людей, среди которых было много неготовых и не мотивированных для войны. Было много мятежей и дезертиров, переходов в другой лагерь, много латентных конфликтов. Но отношения двух армий с населением кардинально различались. Белая армия действовала в России как армия завоевателей, и ее продвижение сопровождалось восстаниями. По словам историка Белой армии А.А. Зайцева в своей книге «1918: очерки истории русской гражданской войны» (Париж, 1934), вслед за белыми шла «волна восставших низов».

18 мая 1919 г., военный министр Колчака генерал А.П. Будберг записал в дневнике: «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири… главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников… В шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова “перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным”».211

По выражению Т. Шанина, в России тогда возникло «межклассовое единство низов», которые отвергли проект белых — не по мелочам и не из-за жестокостей и казней. Он пишет, что белым становилось все труднее и труднее пополнять армию (люди, лошади, хлеб и фураж). В 1920 г. число новобранцев в Белую и Красную армии находились в отношении 1:5. Иными словами, красным крестьяне сопротивлялись намного слабее, чем белым. Под конец все силы у белых уходили на борьбу за самообеспечение — и война закончилась.

Все это надо учесть, не годится зарывать голову в песок. Это предисловие к едва ли не самой тяжелой теме революции — потрясающий приступ жестокости, который невозможно объяснить предпосылками, социальными противоречиями или идеологией. Если мы не продумаем это явление, то оно может снова нас посетить.

Эта сторона Гражданской войны была для нас закрыта, иначе и не могло быть. После этого потрясения большинство постаралось забыть этот ужас. Реалистические рассказы и воспоминания 1920-х годов после ВОВ почти никто не читал. Артем Веселый, который после Гражданской войны собрал огромное количество воспоминаний очевидцев и малую часть из них издал в виде книги «Россия кровью умытая», почти никому не известен.

Литература и кино заместили реальные образы художественными символами, как это было и после ВОВ. В начале 1950-х годов нынешнее старшее поколение еще получали от родственников осторожные, думанные-передуманные смыслы насилия в бою, жестокости в отношении к безоружному, репрессий государства. Эти очищенные сублимированные объяснения тогда очень помогли молодежи. Мы много об этом думали. Но наши родственники и старшие друзья ушли, следующее поколение уже не владело смыслами — за ними не стоял личный опыт. Наша философия и литература не взялись перевести те смыслы на доступный рациональный и художественный языки, да и не было такого запроса. Все это хранили в памяти под замком.

Так и должно было быть, но теперь мы попали в такую паутину, что нам требуется знание, свободное от эмоций, как у разведчиков или врачей. Нам надо подойти к явлению, а не к личностям и даже не группам — хоть белых или красных, хоть ИГИЛ или «Правый сектор». Почти во всем мире накапливается потенциал потрясений и жестокости. Механизм этого сдвига если и не понять, то хотя бы надо найти приемы его притормозить или смягчить.

В 1930-х гг. разрушительные образы жестокости — и белых, и красных — были преобразованы в художественные смягченные образы. Позже натурализм, который пробивался в литературе в 1920-х гг., был совсем изъят, особенно из кино. Вспомним, например, «Тихий Дон» — этот фильм был очень важен, но он не подавлял разум картинами бесчеловечности.

Но получилось так, что во время перестройки идеологи антисоветского проекта оставили жестокость белых в забвении, а жестокость красных в Гражданской войне, государственных репрессий 1937-38 гг., советских солдат в Великой Отечественной войне и депортации ряда народностей представили не только в жанре натурализма, но и в гипертрофированных образах.

Эта программа «гласности» и «свободы информации» была разрушительной операцией против советского общества и привела (вместе с другими подобными операциями) к распаду советского народа, а потом и дезинтеграции общества постсоветской России. Все население получило тяжелую культурную травму, которая излечивается очень медленно.

Раз уж накопилась литература о проблеме жестокости в периоды глубокого кризиса, используем эти материалы, чтобы рассмотреть важное явление 1921-1922 гг. — красный бандитизм. Он красноречиво представляет сложные отношения между властью и населением, которые в нашей политологии практически не изучали и почти не упоминали.