1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Э. Фромм так объясняет культурную катастрофу Реформации: «Человек, освободившийся от пут средневековой общинной жизни, страшился новой свободы, превратившей его в изолированный атом. Он нашел прибежище в новом идолопоклонстве крови и почве, к самым очевидным формам которого относятся национализм и расизм».202

Катастрофическое изменение системы — это взрыв, который «выбрасывает» необычных людей с измененным сознанием, и они объединяются в сообщество нового типа. Они необычны, поражают жестокостью, разрушают порядок и часто гибнут. Такие общности изучали историки, а после I Мировой войны социологи и психологии, особенно в Германии.

Одним из компонентов механизма насилия была революционная интеллигенция, (особенно воспитанная в партии эсеров, которая в свою доктрину включила терроризм). В предисловии к книге Б. Савинкова «Воспоминания террориста» сказано: «Он блокировался с направлениями любого оттенка, лишь бы антибольшевистское. Даже и с монархистами, полагая, что наши бурбоны чему-то научились. Савинков готов был признать любую диктатуру (включая, разумеется, собственную), кроме большевистской… Он бросался за помощью к англичанам, французам, белочехам и белополякам. Он командовал отрядами карателей, бандами подонков, наймитами, шпионами. Пути-дорожки “савинковцев” чадили пожарищами, дергались в судорогах казненных».203

Надо вспомнить, что и в нашей «двойной» революции возникли общности такого типа. Начатая интервенция и Гражданская война достаточно дает образов героизма и жестокости с обеих сторон. Для нас здесь нужно взглянуть на страшную картину «разрушительной агрессии и сдвига мышления к иррациональным импульсам». Речь идет об эффекте культурной травмы, — результата революции — в момент, когда ни в обществе, ни в государстве не было средств, чтобы ее смягчить и остановить цепной процесс распада идентичности личности.

Для нас сейчас важна глубокая ошибка — объяснять экстремальную жестокость социальных или культурных групп классовыми и культурными стереотипами или политическими позициями. Все это можно считать предпосылками, но это не причины. Мощные мотивы для жестокости кроятся в сфере иррационального. Эти мотивы складываются в условиях катастрофического кризиса (в данном случае революции), когда эти группы остаются без жесткого авторитетного контроля и без постоянного коллективного диалога, поддерживающего нормы рациональности.

Вот пример, который изучают с 1920 г. по сегодня — самое мощное рабочее восстание за всю советскую историю против большевиков. Историки с трудом удерживаются в нормах беспристрастности — они приписывают извергам рациональные аргументы или идеальные побуждения. Одни представляют героизм повстанцев, другие Красную армию, которая с ними воевала.

Конкретная драма произошла летом 1918 г. в Ижевске на крупных заводах под руководством эсеров. Целью программы эсеров и меньшевиков были «образцовый рабочий социализм» и «образцовая демократическая республика». На Ижевском и Воткинском оружейных заводах было занято соответственно 26,7 и 6,3 тыс. рабочих.

Эти рабочие казенных заводов были благополучным традиционным обществом. В массе своей кадровые рабочие Ижевского завода имели высокую квалификацию, были религиозны и законопослушны. По достижении 56 лет рабочий получал пожизненную государственную пенсию. Был развито социальное страхование, рабочие получали больничные выплаты до половины оклада. На заводе была бесплатная медицинская помощь, как для самих рабочих, так и для их семей.

Они были стабильно обеспечены государственными заказами, большинство рабочих вели полукрестьянский образ жизни, имели хозяйство и получали приработок «от земли». Февральская революция сломала уклад жизни, производство упало. Большое число оружейников мобилизовали в армию и вместо них прислали рабочих из разных мест. Когда армия развалилась, ижевские рабочие вернулись домой, а их рабочие места уже заняты, к тому же заказы прекратились. Нарастало недовольство царским, потом Временным правительством, а пик кризиса пришел в 1918 г. Рабочих-полукрестьян обложили продразверсткой.

В Ижевск была передислоцирована часть с фронта под руководством эсеров. Большевики уже осенью 1917 г. собрали один из наиболее мощных и боевых отрядов Красной гвардии на Урале. Она устанавливала власть Советов в Ижевске и в других заводских поселках Прикамья. Но на совместном заседании меньшевики и правые эсеры 6 мая 1917 г. постановили Красную гвардию на Ижевском заводе не создавать, а вместо нее — милицию. Так весной-летом 1918 г. сложились два политических блока: меньшевики и эсеры — правые, большевики и эсеры-максималисты — левые. Престиж большевиков упал из-за безработицы, послевоенной разрухи, дороговизны и начавшейся гражданской войны. С максималистами возник конфликт, число большевиков сократилось с 1700 до 250.

Начался чехословацкий мятеж, ижевских коммунистов, максималистов и гарнизон Красной армии отправили на фронт. Добровольный набор в Красную армию заменили мобилизацией. Это было последней каплей.204