1632-vtrehub

Но от решительно отмёл подобные мысли. Они тут не звери, а сейчас не брачный сезон. И вёл себя этот человек образцово. Так, кто следующий? Ага, ещё один с позволения сказать «америка-нец». За столом сидел Александер Маккей, а рядом с ним мужчина по имени Генрих. Оба они были знакомы Густаву. Маккей – лично, Генрих – как тип.

Чтобы вычислить американца королю потребовались считанные секунды. Вот один, зовут Эд Пьяцца, тоже известный типаж. Высокопоставленный советник, канцлер, «правая рука». Точный слепок с Акселя, - промелькнуло у короля, - как бы они ни разнились.

Наконец взгляд его остановился на центральной фигуре американского посольства. А в том, что именно она была центральной фигурой, король не сомневался ни секунды. Густав II Адольф был настолько же искушён в политике и дипломатии, как и в военном деле.  По приглашению своего отца, Карла IX, он с одиннадцатилетнего возраста принимал участие в заседаниях государствен-ного совета. Так что читать невидимые неискушенному глазу знаки власти и главенства он научился очень давно.

Она приводила его в восхищение. Частично, конечно, и просто потому что была красавицей. Но в незначительной степени. Густав не был совершенно нечувствителен к подобным вещам. Его неза-коннорожденный сын, плод  страсти, вспыхнувшей в пору буйной молодости к одной голландке, служил офицером в том самом лагере. Но, учитывая нравы, царившие при тогдашних европейских дворах, Густава II Адольфа можно было считать человеком целомудренным.

Частично восхищение было вызвано тем фактом, что женщина была со всей очевидностью еврей-кой.  Густав был до известной степени знаком с евреями, хоть их в Швеции было очень немного. Но его интриговало не её вероисповедание, а занимаемое ею положение. Советник-еврей – ещё  ладно, хотя все «придворные евреи», о которых он знал, были мужчины. Но еврей-соправитель?

Что ж это интересно! Маккей уже сообщал ему об этом в письме, но мозг Густава до последней минуты не смог переварить подобную мысль. Свобода вероисповедания…

«Позволю себе усомниться,» - произнёс он вслух. – «Я, прошу заметить, всей душой против Инкви-зиции и всего, что с ней связано. Так же я не накладывал никаких поборов на католиков на заво-ёванных мной территориях, разве что опустошал сундуки их епископов. И, кстати, на евреев – тоже. Но я не верею, что государство может оставаться стабильным без официальной церкви.»

Женщина, которую называли Ребекка Стернз ответила: «Так давайте проведём эксперимент, Ваше Величество. Пусть мы будем вашей лабораторией. Мы готовы принять любые религиозные группы, которые вы сочтёте проблемными.»

Завидя удивление на лице короля Ребекка улыбнулась: «Американцы подходят к этому совершен-но иначе, Ваше Величество. Мы верим, что стабильность есть непрерывное движение. Что, по-вашему простоит дольше – горы и моря?»

Он внимательно посмотрел на неё и резко прервал: «А вы себя считаете американкой? Вы не были там рождены. Я в этом уверен. Судя по акценту, скорее в Англии или в Голландии.»

Ребекка кивнула. Они говорили по-немецки, поскольку разговорным английским король владел неважно. «И то, и другое,» - ответила она.- «Я родилась в Лондоне, но большую часть юности провела в Амстердаме.»

Он взмахом руки обвела своих спутников: «Я повстречалась с этими людьми лишь год назад, когда они, точнее, когда мой супруг, спасли моего отца и меня. И да, в сейчас я считаю себя американкой.»

- Ах, вот как!

Улыбка снова заиграла на её губах.

- По большей части, не во всём,  – она улыбнулась ещё шире. – Но это относится к большинству американцев – большую часть нашего народа составляют сейчас люди родившиеся здесь и в это время.

- Ага! – Маккей сообщал ему и об этом. И опять-таки, король отказывался в это верить. Но сейчас, видя с какой лёгкостью какая-то сефардская женщина вжилась в свою новую идентичность, Густав осознавал, что его офицер-шотландец писал чистую правду.

«Разве подобное возможно?» - думалось ему. Он попытался несколько секунд поразмышлять над предыдущими словами той женщины. Что простоит дольше, горы и моря? Густав был сканди-навом, ответ был ему известен.

Теперь он смотрел на самого Маккея. Стул шотландца стоял рядом с той хорошенькой девушкой с открытым лицом, Джули Симс  - так, кажется её зовут. От короля не ускользнули почти невидимые намёки, которыми неосознано обменивались те двое. И король вдруг поймал себя на том, что улыбается и сам.

- И вы, как я понимаю, тоже, Александер?

Веснушчатое лицо шотландца, казалось, стало ещё краснее, но взгляд его оставался твёрдым.

- Я служу под присягой Густава II Адольф Шведского, - он признёс эти слова в резкой, почти враж-дебной манере. Даже не враждебно, а как-то с вызовом. Король понял, что задел струны чести. Что ж, неплохо. Даже превосходно.