100 лет без любви

Шальная мысль посетила меня, и я прильнула к кухонному окну. Двор пустовал, и разочарование не заставило себя ждать, забарахталось внутри, неприятно волнуя душу. Почему он сегодня не дежурит возле моего дома? Понимала, что хотеть этого глупо и расстраиваться из-за этого не стоит, но с реакцией своей ничего не могла поделать. Как бы было хорошо, поднимись он сейчас сюда, обними меня… Дальше я не позволила себе даже думать, резко оборвала фантазии. Откуда-то пришла мысли, что мечтать об этом – верх безумства. Ну где я, и где Захар? Кто я для него – нужная девчонка, которая подарила ему призрачный шанс на спасение? И хочу ли я, чтобы его благодарность была именно такой? Нет, конечно! Благодарность мне вообще не нужна, если уж на то пошло. Я и так сделаю все возможное, чтобы над ним перестал висеть рок, потому что, кажется, умудрилась влюбиться. Мысль, что может пройти совсем немного времени, и я потеряю Захара навсегда, заставила согнуться пополам от мучительной боли. Он должен жить! Даже если у меня не будет возможности с ним видеться. Главное знать, что он есть, дышит одним со мной воздухом.

Я очнулась от тягостных мыслей, словно посмотрела на себя со стороны. Сижу с ногами на стуле, на кухне. Ночь в разгаре, а у меня ни в одном глазу. Внутреннее состояние свое вообще не бралась проанализировать. С одной стороны, хотелось петь от порхающих внутри бабочек, с другой – плакать от жалости к себе. Если это и есть настоящая любовь, которую доселе я не испытывала, то она весьма странная, я бы даже сказала, противоречивая. Всегда думала, что любовь приносит счастье. А его-то, оказывается, не так много на фоне других чувств.

Нужно спать. Еще одну бессонную ночь вынести будет сложно. Завтра я буду никакая, если сейчас же не отправлюсь в постель. Я налила стакан молока, подогрела его в микроволновке и выпила маленькими глотками. На фоне меда, оно тоже должно было спасти меня от бессонницы.

Устроившись поудобнее в постели, я всячески гнала от себя мысли о Захаре. Остаток ночи я должна использовать по назначению – выспаться и увидеть сон. Но, о чем именно? Я задумалась. Встречать Ивана больше не хотела – слишком больно. Глядя на него глазами Веры, я представляла себе всю ту боль, что он должен испытать в скором времени. Становилось невыносимо жалко его загубленной жизни, тех немногих беспросветных лет, что он еще должен прожить. Нужно заставить Веру выбросить яд. Хочу я этого или нет, но вернуться должна к тому, на чем проснулась до этого. Что-то подсказывало – ненависти в Вере накопилось уже столько, что вряд ли она станет долго выжидать удобного момента.

* * *

Рыдания душили, выливаясь в судорожные вздохи, от которых сотрясалось все мое бедное тело. Холод сковал суставы, но я боялась пошевелиться и натянуть на себя одеяло. Боялась, что проснется Григорий, и каждое движение отдавалось болью в животе.

Сегодня он превзошел себя. Одержимость взяла верх над разумом. Он рычал, бил и щипал меня за мягкие места. Да так долго! Когда сил терпеть не осталось, я начала кричать. Тогда он зажал мне рукой рот и больно ухватил за волосы, вдавливая голову в подушку. Я почти задохнулась, но кричать перестала. Он добился своего. Голова шла кругом от пьяного угара, висевшего в воздухе.