1 2

- А пойдемте к госпоже Ривве, она нам пирожных приготовит. Я голодная –

ужас просто, какая я голодная! И она мне ручки намажет, чтобы они зажили.

- И вправду, Ян, я тут в пылу сражения тебе дом спалил, ну, как обещал. Так что

не обессудь, придется у нас ютиться, пока новый не отстроим. Да ты, я думаю,

мне еще за это «спасибо» сказать должен. У тебя этой мерзости было столько,

что когда тут запылало, из всех щелей поползли, а лопались – что петарды,

которые на Новолетье поджигаем. Меня даже пару раз стошнило, уж простите

за такие подробности. Хотел я сначала обойтись без поджога, но когда они меня

закутывать в свои пыльные тряпки начали, я уж, извини, не удержался – схватил

факел и давай все, что горит, поджигать. Ветер, помог – ну вот, теперь только

пепел остался. Потом было хотел домой уйти, да совесть заявилась, и давай

меня мучить, дескать, неси лестницу, да жди их тут. А то вылезут, а идти некуда

– вот опечалятся. Так и сидел на холоде – это чтобы тебя теперь совесть грызла,

друг дорогой. Придет к тебе среди ночи и начнет: «А помнишь, как друг спас

твою шею от прыжка с этакой-то высоты, и сидел, тебя ждал на холоде всю

ночь со всеми болячками». А с ручками у тебя что, детка? Пойдем теперь-то.

Что стоите?

Астроном засмеялся:

- Тебя, трескуна, слушаем. Ты это от радости такой болтливый стал? Или ночью

намолчался?

Мирра, перевернула ладошки, показывая перевязку:

- Я ручки обожгла об ключ, а дядя Ян мне их перевязал, только сейчас щипать и

чесаться начинает, надо их настоящим лекарством намазать.

Девочка еще раз сообщила, что голодная, и мыться согласна, и спать

немедленно. Разбушевавшийся с рассветом ветер раздувал полы их порванных,

обожженных и перепачканных одежд, заставляя поеживаться от холода. Уже

совсем рассвело, но на улицах не было ни души. Безлюдный город спал, словно

выздоравливающий после того, как кризис миновал. Лишь троица шла

посередине улицы, размахивая руками, рассказывая то, что пришлось пережить

за эту ночь. Гендлер остановился, вспомнив что-то:

- Ян, ты знаешь, мне не жаль твоего дома. Ну, то есть, что мне придется тебе

жилье отстраивать – мне будет приятно, что у тебя появится новый дом. Но вот

твои записи, твои заметки и книги и телескоп – ты уж извини, я не смог их

спасти.

- Ха! Мои записи и заметки почти все лежат у тебя в библиотеке. Вспомни-ка, я

тебе их перетаскал, когда мы с тобой карту Мира рисовали. А телескоп мне

Мирра спасла, - поправил постоянно сползающую трубу под мышкой: - И еще у

меня теперь вот что есть, - гордо помахал почти целым факелом, который успел

прихватить с собой.

- Ян, мне кажется, ваша астрономовская кровь – она, как наша, только еще

расчетливее. Я бы ни за что не додумался захватить старинный факел – ты

теперь его по щепочкам продавать будешь?

- Э? Зачем продавать? Я его исследовать буду.

Препираясь, отошли почти на квартал от бывшего астрономова дома. Раздался

треск и люк с лестницей, по которой Мирра и Ди Ойге поднялись, рухнули с

громким скрежетом, похоронив под собой то таинственное сооружение, которое

запустили недавно. Каменные стены рассыпались, отслужив свою службу.

Кастыри и девочка постояли немного, потом Мирра сказала:

- А мне сказали только ключ доставить, а что потом будет – не сказали, мы

будем откапывать?

Астроном вернулся обратно, постоял, прислушиваясь. Мерные металлические

щелчки и скрежет работающих механизмов стали слышны и сейчас, сквозь

толщу засыпавшей их всячины.

- Нет, мы и откапывать не будем, и ждать ничего не будем. Ты же говорила, что

еще птичку надо отправить в Блангорру. У меня теперь голубей нет – их

Гендлер изжарил. Надо будет найти блангоррского голубя или самим ехать.

Купец что-то проворчал себе под нос о неблагодарности некоторых, потом

добавил более громко:

- Раз все в порядке, пошли уже. А то госпожа Ривва не любит, когда к завтраку

опаздывают или приходят немытые и в таких лохмотьях, как у нас. Я вам

лошадку дам, даже двух, если Ян пообещает их кормить каждый день. Придется

этому старому ворчуну тебя сопровождать, детка. Ну, или тебе его

сопровождать – он ведь, как ребенок, ты не смотри, что он такой длинный…

Усиливающий ветер заглушал их голоса. Мирра шла посередине, ее

запястья – ладошки-то болеть начали – крепко держали купец и астроном.

Гендлер свободной рукой размахивал, показывая размеры наступавших на него

пауков, Ди Ойге, в свою очередь что-то сочинял о длине лестницы и о чудищах,

ожидавших внизу, которые рассеялись сразу, как только поняли, с кем имеют

дело. Мирра смеялась, забавно морща носик. Осталась лишь такая малость –

отправиться в столицу, вместо голубя, чтобы сообщить, что и здесь все

заработало. А сейчас они шли, усталые, невыспавшиеся, перепачканные

донельзя, голодные, но гордые тем, что они видели то, что никто не видел и

совершили то, что должны были. Занимался новый день.

Глава 9.

Падение Зордани.