состояние больного, и Мартель уснул, скорчившись в задней части повозки.
Весовщик иногда посматривал за своим подопечным, находя его состояние
вполне удовлетворительным. Риччи спал уже не так беспокойно, свернувшись
под одеялом. Лицо его перестало пугать своей бледностью, покрылось мелкой
испариной, которая в свете проплывающих мимо гнилушек казалась
мерцающими капельками росы. Повозка наделала немало шума в тоннеле, в
котором издавна царило почти полное безмолвие, нарушаемое лишь
размеренными звуками подпочвенной жизни редких обитателей. Скорость
увеличивалась, ветер, прежде ласково гладящий лицо, стал теперь горячим и
упругим, бьющим по щекам, заставлял щуриться и смаргивать набегающие
слезы. Там, где откосы были сухими, мелкие камушки сыпались сверху, там, где
были пропитаны влагой – почва пластами съезжала к металлическим путям,
иногда скрывающимися под темными лужицами, над которыми курился пар.
Лентине, Киру и Люку уже начал поднадоедать окружающий однообразный
пейзаж, так заинтересовавший их вначале. Ничего не происходило – Риччи
спал, а они сидели молча, тишина склеивала веки, заставляя зевать и утомленно
закрывать глаза. Де Балиа предложил Лентине отдохнуть, пока есть
возможность. Она с благодарностью согласилась и, обняв уже задремавшего
Кира, устроилась неподалеку от спящего купца.
Весовщик вновь уселся впереди, изредка оглядываясь на своих спутников.
Монотонность начала выматывать и его, но врожденная способность весовщика
противостоять этому помогала бодрствовать, заставляя держать глаза
открытыми, а уши настороженными, чутье подсказывало ему, что если так
долго ничего не происходит – значит, скоро что-то произойдет. Отдаленный
шум потока становился громким и отчетливым. Воздух в тоннеле стал горячим
и влажным, пропитывая все вокруг. И ррраз – повозка погрузилась в воду до
половины, влетев в глубокую лужу и, лишь благодаря тому, что сработана была
на совесть – пассажиры и их поклажа остались сухими. Кир сонно заморгал от
неожиданного торможения. Лентина, как большинство матерей, спала сторожко,
слыша все, что творится вокруг, проснулась резко и сразу включилась в
действительность. Мартель открыл мутные глаза, испуганно озираясь. Повозка
понемногу сбавляла ход, погружаясь в воду, заставляя опасаться полной
остановки и того, что доски стенок могут не выдержать совместного действия
влаги и температуры. Или того, что глубина окажется значительной и повозка
просто пойдет ко дну. Сверху капало. Проснулся окончательно Кир и
недоуменно завертел головой, дернул мать за рукав, вопросительно приподняв
брови.
- Тише, малыш. Смотри – вода, только руками за борт не лезь, мало ли что там,
в глубине.
Медленно, ужасающе медленно катилась повозка сквозь эту внезапную
преграду, не теряя пока сцепления с металлом дорожек. Вдруг, словно
подтверждая слова Лентины, что-то большое показало белесую бугорчатую
спину над водой, задев борт шершавой кожей ли мелкими ли чешуями – при
таком освещении непонятно. Путники сгрудились в середине повозки, стараясь
избегать краев. Мартелю снова заметно стало хуже: пот катился градом по
бледному лицу, спазмы скручивали желудок, заставляя морщиться от боли,
глаза помутнели. Люк поинтересовался:
- Отчего тебя так свернуло? Что-то из припасов испортилось?
Купец простонал:
- Нет, это меня от зелья.
- Какого-такого зелья?
Риччи, сжимая руками живот, поведал, что как-то он путешествовал через пески
Крогли и попал в переделку, после которой долго оставался дома – страх брал,
если куда ехать надо было. Потом на ярмарке в Торговище, тогда когда там
убийство было - ты, может быть, помнишь, а, Люк? - у торговки одной купил
зелье, которое помогает справиться с всякими страхами. А в этот раз, когда
гонцы из Блангорры за мной прибыли, мне начали мерещиться всякие ужасы –
мертвяки приходили и говорили со мной, из темноты таращилась всякая
нечисть – и все такое. Вот я и решил зелье употребить, чтобы не натворить
ничего. Вы поверьте, я не трус – только в Крогли тогда натерпелся, что до сих
пор рассказывать не могу. И вспоминаю когда – передергивает аж. Зелье-то
сначала хорошо помогло – я воспрял, как крылья расправил, да вы же меня
видели в начале пути. А потом все хуже и хуже, может, оно пропало давно,
зелье это, а мне теперь мучаться приходится.
- Мартель, ты про убийство говорил – это то самое, которое во время ярмарки
было? У нас тогда весовщик пропал, который его судить поехал, - спросил Люк.
- Да, да, то самое. Странная ярмарка тогда была. Говорили, что видели там
какого-то ящера летающего, который потом над местом казни летал, куда купца-
убийцу повели. Только еще говорили, что никто оттуда не вернулся – ни
весовщик, ни палач. Пастыря в то время там не оказалось и про уши казненного