Примам, насколько, конечно, позволила лестница.
Отдышались, передохнули и поползли дальше. Светила старались вовсю,
выжигая бесплодные скалы, ветер свистел в оба уха, пытаясь сбросить вниз все,
что ему под силу. Спуск занял довольно длительное время. Оставалось уже
совсем немного, когда ступеньки закончились, и можно встать на обычную
почву, пусть и усеянную разной величины камнями, ноги предательски
тряслись мелко-мелко, в глотке было сухо, как в пустыне, а в животе у всех
троих урчало. Джон оглядел своих спутников и ухмыльнулся:
- Хороши примовские гонцы – бродяги и то лучше выглядят.
Борг криво улыбнулся:
- Да, уж. Видывал я голодранцев, а мы-то самые они и есть.
Видок и в самом деле был у всех троих тот еще: ободранные о веревку руки,
содранные ногти, поцарапанные физиономии, одежда, которую словно
вываляли в пыли, а потом тащили сквозь какие-то шипастые кусты. У Марка
багровел свежий синяк под глазом – когда сорвался, умудрился приложиться о
каменистый выступ. Постарались привести себя в более-менее приличный вид,
чтобы хоть за ворота пропустили. У мальчика немного затихло печально-
тревожное предчувствие, после недолгого перекуса он и вовсе пришел в себя,
начал непринужденно болтать, вспоминая веселые деньки, которые он проводил
раньше у дедушки и бабушки в Ведске. Выбравшись на дорогу, прибавили
шагу, чтобы успеть попасть в город до закрытия ворот. Подошли уже совсем
близко и тут только ощутили в полной мере странное безлюдье: было очень
тихо, лишь ветер посвистывал, никого до сих пор не встретили – ни крестьян,
ни всадников, не было даже собак, которые обычно во множестве водятся возле
городских стен. День перевалил за полдень, приходилось спешить,
останавливаться, раздумывать о странностях было некогда. Подошли к
городским воротам, которые оказались распахнуты настежь, причем одна
половина их болталась, почти сорванная с петель. Возле ворот не стояли на
посту стражи – ни одного. Вошли, сторожко оглядываясь, и остолбенели.
Ведска более не существовало, он выгорел дотла. Сохранилась лишь
городская стена, ворота и Часовая башня. От города остались лишь кучи того,
что когда-то было домами, людьми, деревьями – всем тем, что недавно жило,
двигалось, росло, было кому-то нужным… Огонь уже потух и пепел остыл.
Кучи серого легкого пепла были повсюду, ветер сметал их в большие кучи.
Остовы домов еще можно было различить – и более ничего. С расширившимися
глазами прошли путники через весь город. Марк по памяти вел их туда, где
жили его родичи, надеясь на чудо – надеясь на то, что, несмотря на все
разрушения, скоро завиднеется плоская крыша и красные каменные стены,
огороженные деревянным частоколом, что скоро найдут приют, где они смогут
передохнуть, и где окажется кто-то, кто знает, что делать дальше. Дошли. Но
чуда не случилось – дом, куда они направлялись, был разрушен, так же, как и
все здесь. Марк побледнел до синевы, личико стало таким, как бывает у
маленьких ростом старичков, которые всю свою жизнь трудились, не покладая
рук и никогда не ели досыта. Над развалинами не парили птицы-падальщики,
которые обычно слетаются на такие пиршества. Иногда слышался тихий шелест
переносимого по бывшим улицам пепла. Боргу пришла в голову мысль, что
надо бы пойти к Часовой башне – им все равно вроде бы туда надо, а там будет
видно. Предложил пойти – оба де Балиа кивнули, и все трое устало побрели к
башне. Немного не доходя, заметили, что возле самой стены, где чернела
полоска почвы, не присыпанной пеплом, ряды и ряды могил, отмеченные
узкими дощечками с торопливо написанными именами: все де Балиа покоились
здесь – и кастырь Аксель де Балиа, к которому должен был пойти Марк. Следом
были погребены горожане, потом могила кастыря астрономов Ника де Стрази –
который должен был проводить Марка туда, где нужен ключ. Последней
оказалась могила кастыря повитух – той самой, с которой познакомились
недавно, возле сгоревшего монастыря – матушка Кэтрин Саймон Фишер
покоилась здесь. Могилы выглядели так, словно захоронения случились где-то
около месяца назад. Хотя матушку Фишер путники видели всего что-то около
дня назад. Джон сказал, что тут, похоже, время изменилось. Марк доковылял до
могилы, на которой значилось, что здесь покоятся Грегор де Балиа и его
супруга, Магдалена де Балиа, весовщики. Мальчик упал на колени, размазывая
по чумазым щекам слезы, согнулся, закрывая руками лицо. Сидел, медленно
раскачиваясь из стороны в сторону. Потом отнял руки от лица, все еще залитого
слезами:
- Пойдемте, я знаю, куда нам теперь. Нам должны были помочь местные
кастыри, к которым бы привел нас дедушка, но раз его нет, - судорожно
всхлипнул, шмыгнув носом, - Мы тогда пойдем и все сделаем сами. Нам сейчас