лишь два вопроса: что делать и не пора ли отправляться с ключом в
Блангоррскую башню.
С момента отправки ключников в города прошло уже три дня, причем
время не сдвигалось – Ди Астрани специально проверял. В последнее время
правитель приходил на заседания Совета один, Прима была занята царенком.
Вот и сейчас, вошел Прим, и волнение у всех словно рукой сняло. Его
присутствие благоприятно влияло на кастырей – утихали споры, замолкали
панические речи, нервы успокаивались, и можно было спокойно обсудить
насущные проблемы. Вместе с Примом пожаловал дворцовый птичник, у
которого на лице лихорадочными пятнами горел румянец и потрясывало от
оказанной чести. Кастыри поднялись при появлении правителя, выказывая свое
почтение. Прим прошел на свое место, и заседание началось. Первому слово
дали птичнику – он так и останется в истории безымянным, потому как роль его
в повествовании крайне мала. Птичник поднялся, теребя в руках кепку –
верхнюю одежду он оставил при входе во Дворец, а вот кепочку – не догадался,
и теперь не знал, куда ее девать – и сообщил, что три голубя из пресветлых
птичников прилетели сегодня и принесли записки с названиями трех городов:
Квартиты, Елянск и Турск. Выпалил на одном дыхании и замолк, потупившись.
Прим поблагодарил его за службу родине и отпустил. Птичник попятился к
двери, не решаясь повернуться к столь высокому собранию спиной.
Прим выждал, пока закрылись двери:
- Итак, мы имеем трех вернувшихся птиц. Прошло три дня. Предлагаю выждать
еще два дня и потом принимать решение. Спускаться в блангоррский туннель
нужно господину Ди Астрани и вашему покорному слуге. Поэтому сейчас этот
вопрос обсуждать не имеет никакого смысла. Предлагаю перейти к другим
вопросам, которые нужно решать немедленно…
Заседание длилось достаточно долго – день начал меркнуть, сменяясь
сумерками. Кастыри разошли по своим делам, а Прим поспешил в покои
правительницы – обедали всегда вместе, да и другие приемы пищи старались
вместе проводить. Как-то не елось по одиночке, лишь, если нужды
государственные заставляли, тогда приходилось. Прима уже ждала, сидела в
одиночестве за накрытым столом, и, глубоко задумавшись, смотрела куда-то
сквозь окно. Слуг отослала, чтобы хоть недолго побыть наедине. Царенок спал
в своей комнате под присмотром мамок-нянек. Вошел Прим – и закончилось
одиночество. Порывисто поднялась, быстрым шагом подошла – бежать нельзя,
не положено даже наедине, обняла, прижавшись всем телом:
- Дня доброго и вечного почитания, господину моему.
- И тебе, Прима, дня доброго. Проголодался я, и горло пересохло – на заседании
пришлось много говорить.
Сама усадила, сама предложила кушаний, ухаживала, вилась вокруг.
- Ты печальна что-то? Царенок выматывает? Или случилось что?
- С наследником все в порядке. И пока не случилось ничего. Но, царь мой,
печаль грызет мне сердце. Помнишь ли ты имя мое, которое мне при рождении
дано?
- Богаданой ты родилась, до того, как Примой моей стала. Ты сомневаешься в
моей памяти? – лукаво улыбнулся.
- Нет, как я могу сомневаться хоть в чем-то, что касается тебя. Вот только, - и
замолчала, опустив глаза, борясь со слезами – не может правительница плакать.
- Говори, не томи.
- Ты собираешься с Ди Астрани идти туда, где древние оставили оружие?
- Да, я не просто собираюсь – я должен, никто, кроме меня, не может этого
сделать.
- Ты, свет мой, никогда не ошибаешься, но сейчас ошибся.
Прим удивленно приподнял брови – он на самом деле не знал:
- Что ты имеешь в виду?
- Я, господин мой, я могу пойти. А ты останешься, ты нужен Миру больше, чем
я.
- Ты что такое говоришь, куда ты собралась?! А как же царенок, воспитывать
которого должна ты – только Прима может воспитать истинного наследника.
- Прима или Прим – мы оба его родители, пусть и не физически, будь же честен
со мной. Пусть я не могу быть ему настоящей матерью, но я – мать всего
народа. Я провожала тех девушек в дорогу – тех, последних из клана
астрономов, ты не забыл? Я видела, как они смотрят на своих детей, как они
прощаются со всеми – они точно знали, на что идут. И я видела, как на них
смотрел Ди Астрани – эти девушки – последняя надежда их клана. И ты
можешь допустить мысль, что я лишу народ отца, отправив тебя в эти
катакомбы?
- Дана, ты не веришь в то, что мы можем остаться в живых?
- Я не знаю, во что верить. Сейчас я знаю твердо лишь одно – ты можешь
вырастить наследника сам, без меня и жить без меня ты сможешь, создав новую
Приму. Но я жить без тебя не смогу!
Прим встал в волнении, порывисто отодвинув стул – тяжелый, резной,
инкрустированный драгоценными породами древесины, резьба больно впилась
в пальцы:
- Что ты такое говоришь?
- Ты свет мой, лишь твоим повелением я появилась в Мире, и небесный отец