Звездопад

— Арета, может, ты не расслышала из-за своего платка? Ты в самом деле не любишь санки?

— Люблю, — кивает она и улыбается.

— А снег?

— Снег не люблю.

— «Нет!» — И мы опять закатываемся, чуть не валимся с ног.

— Чего вы смеетесь? — спрашивает Арета.

— Она по травке на салазках катается, — говорит Бату.

— Арета, ты любишь зимой кататься?

— Нет.

— Так, значит, летом?

— Да.

— Да, летом! — повторяет Бату, а я одной рукой придерживаю мешок, а другой хватаюсь за живот.

— Скажите хоть, чего вы смеетесь?

— Ох-хо-хо-хо-хо!

— Ха-ха-ха!

— Ну вот, заладили?

— Так, значит, на санках любишь?

— Люблю.

— А снега не любишь?

— Нет.

— Значит, ты летом любишь кататься на санках!..

Попробуй тут удержаться от смеха! Клянусь, никогда в жизни мы столько не смеялись.

Оглядываемся по сторонам и видим — чуть ли не весь лес остался позади. Да, но Арету-то мы встретили не в лесу. Как это мы тут оказались? И опять нас разбирает смех. Встретились на пашне, а очутились в лесу. Идем, смеемся. Тащим ее мешок. Провалиться мне сквозь землю, до сих пор не пойму, как мы дошли до дому!

Мы и после не раз ходили на мельницу и в грозу и в ведро, и опять надрывались под тяжестью мешков, и у нас подкашивались ноги. Но мы не могли догадаться, что стоило нам зайти за Аретой — даже удлинив путь ради нее, даже взвалив ее мешок поверх своего, мы ни за что не устали бы и посмеялись бы вволю.

ДОЖДЬ НА ПРОСЕЛКАХ

Перевод

А. Эбаноидзе

Начались каникулы. Настало время, когда у студентов только и остается денег что на дорогу домой. У меня же и тех не осталось, но Арчил оказался практичнее, чем можно было ожидать. «Поедем ко мне», — предложил он, и я согласился. Поживу у него денек-другой, подумал я, а там видно будет.

Мы приехали в полдень.

— Надо подождать машину, — сказал Арчил.

После поезда мне совсем не хотелось трястись в машине.

— Если это не очень далеко, пойдем пешком.

— Боюсь, как бы дождь не прихватил нас в дороге.

С запада действительно ползла темная туча и вот-вот грозилась закрыть солнце.

— Брось! — сказал я. — Прихватит, и ладно!

Арчил не возражал, и мы пошли. Арчил спешил: его ждали мать, сестра, а я шел за ним, стараясь не отстать. Арчил сворачивал куда-то, приговаривая: так будет короче. Мне было все равно, и я сворачивал за ним: короче так короче. Потом дорога круто поползла вверх, и, только мы одолели подъем, показалось село, и тут упали первые капли дождя.

И вдруг мне представилось: продрогший, промокший, хоть выжимай, в грозу, подходишь к дому; хозяин поздоровается с тобой и, уж не до церемоний, — подбежит к камину, подбросит дров; а ты натянешь на себя какие-нибудь сухие обноски, штаны и рубаху, и присядешь к огню. Ноги в шерстяных носках лежат на поленьях, а за окном льет и льет как из ведра. Небо темно, и сумрачно за окном, разве что вспыхнет молния, и только красные отсветы пламени дрожат и мечутся по комнате. По усталому телу растекается тепло и разносит сонную сладостную истому. Тебе лень даже шевельнуть ногой, хотя носки вот-вот задымятся, лицо пылает, и глаза краснеют от жара, тяжелеют веки, ты зеваешь сонно, и дремота незаметно одолевает тебя.

Никогда мои предчувствия не оправдывались в такой мере.

Хлынул ливень, словно небо прорвало. Откуда взялось там столько воды? За минуту мы промокли до костей. Когда мы вышли на проселок, дорога уже размякла и превратилась в топь. Земля пахла сильно и густо, видно, дождя не было давно. Земля взбухла, как на дрожжах, и налипала на ноги. Побежали ручейки, стекаясь в канавку на обочине. Мы так умаялись волочить отяжелевшие ноги и так разогрелись, что то и дело задирали головы и подставляли лица дождю, и в эту минуту не было на свете ничего лучше крупных, прохладных капель, хлещущих нас по щекам.

— Ну, брат, кажется, добрались! — вздохнул Арчил, глядя на возникший в мутной сетке дождя высокий дом с красной черепичной крышей.

— Который? — спросил я. — Тот, что поближе?

— Нет, тот дом моего дяди. А мой вон, на взгорке. Журавль колодезный видишь?

— Вижу.

— Так он у меня во дворе стоит.

— Ну, утешил… А то хоть не иди дальше!

Не прошли мы и десяти шагов, как из проулка нам навстречу вырвалась огненно-красная корова и побежала на нас.

— Не пускай ее, будь другом! Не пускай! — донеслось из проулка, и мы увидели девушку в коротеньком дождевике, накинутом на голову и плечи.

— Эй! Эй! Стой! — крикнул я и замахал руками, но корова обежала меня и грузно затрусила дальше. — Арчил! Держи ее! — Но у Арчила в руках был чемодан, и он только неуклюже затоптался на месте.

— Ох, извините!.. Я и не знала, что это вы, — услышал я за спиной. — Ачико, оставь ее, бог с ней…

Перед нами стояла промокшая насквозь тоненькая девушка с запачканными до колен длинными ногами.

— Это ты, Туса? — удивленно произнес Арчил.

— Не узнал?

— Как не узнать! — Арчил улыбнулся и сдул каплю, повисшую на кончике носа.

Узнать-то он ее узнал, но было видно, что помнил ее иной. Я никогда не видел Тусу, но я понял, что и Арчил не знал ее такой, какой она была сейчас.

— Познакомься, — сказал Арчил. — Это мой друг.