Звездопад

Что-то случилось двадцать два дня тому назад, после чего так полюбили Джумбера проводники поездов, шофера, медицинские сестры и врачи. Он никогда не был беспризорным, безродным, отверженным, люди никогда не бросали его одного; они не жалели для него ни собственного куска, ни собственной рубахи. Это он сам был замкнут, упрям и злобен. Он не знал дружбы, не знал родственного тепла. Он сомневался даже в любви родной матери. Слава богу, теперь он понял, что люди исполнены добра, а это надо суметь увидеть — люди не носят своих сердец на ладонях или на лацканах пиджаков. Пока человек не поймет этого, он несчастлив. Он всю жизнь, весь долгий век свой проживет в волчьей стае. Не раскройся у него глаза, с ним было бы то же самое: волки грызли бы его, а он, Тхавадзе, грыз бы волков. Он никогда не избавился бы от ядовитых муравьев, что наползли на него за оврагом из черного трухлявого пня.

Тхавадзе лежал ничком в своей комнате на мягкой подушке. За стеной слышались шаги мамы, готовившей завтрак. Она не умеет вкусно готовить, но очень хочет. Разве можно упрекать человека в том, что он не может сделать что-то, хоть и старается изо всех сил? Нет, что бы она ни приготовила сегодня, все будет вкусно.

Джумбер встал, улыбка не сходила с его лица. Глянул в зеркало, удивился: внешне вроде ничего не заметно.

«Вот мы какие — людишки: если сейчас зайдет кто-нибудь из знакомых, он без труда узнает меня, словно я тот же, что был когда-то».

В эти дни он больше думал почти обо всех, кого только знал, чем о Маке. Словно не оставляя себе времени на нее. Та ночь не сблизила его с Макой, напротив — испугала, он не верил в то, что случилось. Это могло случиться только в мыслях, в желании… Не было минуты, чтобы она не стояла перед его глазами, но он говорил о другом, словно должен был пройти какой-то иной, долгий путь, прежде чем дойти до Маки. Словно сперва должен был узнать цену другим, поверить в других и только потом обрел бы право верить в нее!..

Сегодня он собирался встретиться с ней, но не думал об этом. Столько времени Мака в его представлении стояла отдельно, особняком от всех. До сих пор он любил только Маку и никого больше. Теперь же Мака была все, весь мир. Любя ее, он полюбил всех, и любви этой хватило с избытком. Все вокруг должны были быть Макой, чтобы он достиг ее.

Сейчас, до встречи, у него было время зайти к кому-нибудь из знакомых, открыть свою тайну и порадовать человека: пусть и он будет счастлив! Но хоть мир так полон добра, его все равно никто не поймет. Они очень захотят, постараются, напрягутся, черт побери, но — увы! Ему одному, одному предстояло нести свое непомерное бремя.

Прежде чем сесть за руль, он с любовью взглянул на машину и погладил рукой гладкое крыло. Через полтора часа Мака выйдет из школы. Она дважды сидела вот здесь, сзади, хотя во второй раз он не видел ее в зеркальце над ветровым стеклом… Нынче она должна сесть в третий раз. Но случится ли это?! А что, если она не пошла на работу, или не провела второго урока и раньше вернулась домой, или кто-то из подруг проводит ее до дому…

Он думал обо всем, предполагал все, что угодно, но не думал о ее муже, не помнил о его существовании. Настолько немыслимо было представить, что кто-то, кроме него, в целом свете любил ее. Никто не смел коснуться ее, ни он сам, и никто другой.

Он выехал на дорогу, а дорога была одна — без единого поворота: ни влево, ни вправо. Он не надеялся встретить ее, и тем более — увидеть в своей машине. Он знал только, что в три часа Мака выйдет из школы, а он должен стоять в это время чуть повыше, у общежития, перед торговым ларьком.

Если она окажется одна, он поедет следом, остановит машину у нее на пути, откроет дверцу, и… Потом он сразу свернет с центральной улицы и поедет туда, где строятся два больших жилых дома, там нет никого, кроме рабочих, а рабочим нет дела до машин и их пассажиров; оттуда — в финский поселок, потому что менее сомнительного места в той стороне нету; но это лишь на минуту— они проскочат поселок насквозь и сразу же умчатся; а дальше к чему спешить!.. Но это не могло произойти так просто, так обыденно. Разве можно приехать туда, где в назначенный час пройдет она, посадить ее рядом с собой в машину, и…

Нет, невозможно! Этого не может быть… Для этого должно случиться что-то значительное, — не то, что он даст какому-нибудь бедняге много денег или увидит на дороге умирающего и спасет его от смерти; нет, должно случиться что-то большое и мучительное.

А машина катилась легко и скоро, и пока не видно было ничего такого, после чего Джумбер поверил бы, что встретит сегодня Маку и до вечера будет с ней.