Звери у двери

— Думаю, они и о нижнем то белье, слыхом не слыхивали, — проворчала Наташа, косясь на толстуху в переулке, — выглядят просто омерзительно! Ой!

Под ногами мелькнуло нечто коричневое и с пронзительным визгом спряталось в щель стены. Честно говоря, я и рассмотреть не успел, какая фигня шныряет под ногами, а девочки мгновенно поджали ноги под себя. И смех, и грех.

— Заберите его от меня! — рявкнул Витя и Шпенька недоумённо уставился на собеседника, — уши просто опухли, да и не понимаю я ни хрена о чём он тарахтит.

— Эт-та, ваш слуга — чужестранец? — осведомился проводник, покачивая головой, — а я думал — местный. Вот вы, эт-та, все такие, — он замялся, подыскивая нужные слова, — ну в общем, очень похожи на ламий, как их в сказках изображают.

Нас, уже второй раз, сравнивали с упырями, и я даже не знал, испытывать ли раздражение по этому поводу или радоваться страху, который мы внушаем местным.

— Это ещё почему? — поинтересовался Илья, — клыков у нас нет, да и света мы не боимся.

— При чём тут свет? — удивился Шпенька и принялся яростно чесаться, — а клыки, они и вырасти могут. А так, эт-та, смотрите, я конечно шибко извиняюсь за дерзость, но у вас, у всех, белые волосы, как у ламий, высокий рост, бледная кожа и жёлтые глаза. Всё, как в старых историях. Ну там, про Бледную Госпожу или Призраков Проклятого Погоста.

— Про Бледную Госпожу? — откликнулась Галя и заёрзала, — расскажи, очень интересно. Она страшная, эта история?

— Да нет, — паренёк перестал чесаться и дёрнул плечом, — скорее — грустная. Мамка, пока живая была, сеструхам рассказывала. А они плакали всегда.

— Рассказывай, — приказала Оля.

Тем временем, мы повернули за угол и оказались на берегу широкой реки, похоже рассекавшей город на две половины. Множество старых мостов соединяли берега, отражаясь в грязной смрадной воде. Выше по течению, я заметил огромный каменный мост. Здесь дома были побольше, попадались и двухэтажные почтиособняки, однако на всём, как и прежде, лежала печать запустения и опустошения. Прохожих практически не было и только несколько печальных оборванцев пытались чинить ветхую лодку на замусоренном берегу.

— Ну, в общем так, — Шпенька указал направление, — жила-была одна семья и детей там было пруд-пруди. Жрать есессно хотели все, а жрачки было мало. А опосля батьку забрали на войну и насмерть убили и хавки сосем не стало. Ну, мамка продавала барахлишко, пока было чё, ну а там скумекала — всем не выжить. Ну, никак! Сталбыть надо от лишних ртов избавляться. Почесала затылок и решила средненькую дочу ночью придушить: проку мало — работать, как старшие не могет, а жрёт много. Да только, грех это — попы так говорят. Ломала голову, ломала, а тут соседка возьми и посоветуй: отведи, дескать, малявку в Сырой Район и оставь, на ночь. Там её Бледная Госпожа и подберёт. Мамка сопли подтёрла, взяла средненькую и повела, куда сказано. Посадила в переулке и наказала ждать, покуда вернётся. А сама бежать. Да только не сдержалась, сердце защемило, жалко стало. Ну, она обратно. В переулок забегает, а там доча лежит, совсем неподвижная. А над телом стоит прекрасная дама с длинными белыми волосами и бледной кожей. Красивая такая! Подняла дама голову, посмотрела на мать и по белой щеке слезинка побежала. А потом, раз — и нет никого. Только девочка мёртвая осталась. Так говорят и бродит до сих по Сырому Району Бледная госпожа, забирает ненужных детей.

— Да уж, — буркнул я, — весело, нечего сказать…

— Бледная Госпожа, — как-то неопределённо протянула Оля и тряхнула головой, будто отгоняла неведомое наваждение, — страшная история.

— И часто у вас так, — поинтересовался Илья, — ну, от детей избавляются, когда есть нечего?

— Да так же все делают, — пожал плечами Шпенька и вдруг оскалился, — а, ну да! У вас же, благородных господ, всегда денег на жратву хватает! А у меня, опосля мамкиной смерти, батя собственными руками сестёр передушил. Потому как меня, с братом, кормить нечем было! Кто мог знать, что братан потом от Напасти загнётся! Да, да, часто делают!

— Шпенька, успокойся, — сказал я и положил руку на тощее плечо. Мать моя! Как током долбануло! Парень тоже, так и присел, испуганно глядя на меня.

— Ты это чего? — спросил Илья, недоумённо взирая на разыгранную пантомиму, — может?..

Он, незаметно для проводника, показал мне выпущенный коготь.

— Да вроде, нет. А там, хрен его знает.

Тем не менее, цель оказалась достигнута: Шпенька успокоился и только слегка морщился, потирая загорелую кожу. Ещё больше его утешил настоящий водопад сочувствия, обрушившийся с телеги. Девочки всегда рады пожалеть обиженного котёнка.

— О чём это он каркал? — осведомился Витёк, — чего это вы разжалелись?

— Тяжёлое детство, чугунные игрушки, — пробормотал я и тут же заработал обвинение в бесчувственности. Может и так. Слишком много всего нового и даже история задушенных сестёр не могла прошибить подступающей апатии. Внутри возникло давешнее ощущение ледяной пустоты и пустило щупальца в руки и ноги. Хотелось забраться в глубокую уютную нору и развалиться на чём-нибудь мягком.