Зверь по имени Кот

Дальнейшее было делом техники: точно выверенный прыжок сверху вниз, сильный удар лапами по корпусу одичавшего чужака, который валил его на землю, а затем следовал фирменный укус Кота — в самое слабое место, ниже головы, после чего у противника ломались шейные позвонки. А клыки у Кота, нужно отметить, выросли феноменальные, совсем не похожие на кошачьи.

Так что по части охраны своей территории у Кота было все в порядке. Почти в порядке. За одним неприятным исключением. Это исключение называлось куницей.

Казалось бы, и по размерам, и по весу куница не могла быть грозным соперником для Кота, хотя самец куницы и был крупнее представителей своего вида (он весил почти три килограмма). Но он был гораздо подвижней и быстрей Кота. А еще у семейства куниц родились трое малышей, которые не очень слушались своих родителей и шныряли по лесу, где им заблагорассудится.

Поэтому самец куницы решил разобраться с Котом раз и навсегда, чтобы обезопасить свою беспокойную семейку. Куницу не пугали ни размеры Кота, ни его охотничьи подвиги, о которых конечно же знали лесные обитатели. И все же он не искал Кота целенаправленно, чтобы изгнать его из своей охотничьей территории или убить. Для подобных вещей нужно было обладать человеческим умом.

Просто самец куницы охотился, охранял свое потомство, и терпеливо ждал встречи с Котом, которая обязательно должна была завершиться схваткой.

В отличие от куницы, Кот почти всегда знал, где находится его враг. Он его чуял. Как? Неизвестно. Но Кот никогда не охотился там, где куницы. До поры до времени он избегал с ними встречаться. Почему? Трудно сказать. Возможно, от драки с куницей его предостерегала генная память.

Несмотря на то, что лес был большим, звериных троп в нем не так уж и много. Кот чувствовал, что когда-нибудь он и куница столкнутся на одной из таких тропинок нос к носу, и драться все равно придется. И все же Кот оттягивал этот момент, сколько мог. Наверное, его мучили дурные предчувствия.

Глава 16. КСАНА

Странная штука — человеческая судьба. По аналогии со старинной притчей, она временами напоминает верблюда, на которого нагрузили столько тюков с товарами, что он едва идет. Мало того, дромадер способен с этой поклажей прошагать весь длинный путь по аравийской пустыне до самого караван-сарая со своей обычной невозмутимостью, хотя, глядя на него со стороны, любой скажет, что это просто невозможно. Не может быть, чтобы от такой огромной тяжести верблюд не упал даже не посредине пути, а в самом его начале. И тем не менее, он доходит с этим неподъемным грузом до пункта назначения.

Но стоит добавить в тюк всего лишь одну маленькую соломинку, и у верблюда под действием непосильной тяжести сломается хребет. Перебор, он и есть перебор. Эта категория присутствует во всех начинаниях, во всех профессиях, во всех состязательных видах времяпрепровождения, будто-то скалолазание или поедание гамбургеров на скорость.

К сожалению, момент, когда человеку к его грузу добавляют еще и соломинку, мало кто может уловить. Для этого нужно быть провидцем.

Но кто та персона, у которой под рукой столько соломы? Кто хозяин груза у нас на спине? На этот вопрос есть несколько ответов, в зависимости от вероисповедания человека, его отношения к предрассудкам и к окружающему миру. Что касается Ксаны, то в ее жизнь неожиданно (впрочем, он всегда приходит неожиданно, без приглашения) вмешался его величество господин Случай, у которого тоже есть запас соломинок.

С виду этот господин был распоследней сволочью даже на непредвзятый взгляд, хотя и рядился в дорогие импортные одежды. В его лице явно чувствовалась какая-то ущербность, которую маскировали очки в золотой оправе: они придавали господину вполне респектабельный вид. Но через линзы были видны глаза, выражение которых не могло обмануть внимательного наблюдателя, — этот человек явно был или наркоманом, или большим боссом с садистскими наклонностями.

Кабинет, в котором восседало его рыхлое упитанное тело, розовое и почти безволосое, как у месячного поросенка, поражал размерами и дорогим интерьером. Все в нем было натуральным и сверхэксклюзивным, начиная от музейного персидского ковра ручной работы на паркетном полу, книжных шкафов из ценных пород дерева, серебряной люстры с золотыми элементами и подвесками из богемского хрусталя, и заканчивая трубкой из бриара[9], имеющего очень редкий рисунок древесных волокон, который называется «птичий глаз».

Столешница письменного стола была сделана из малахита; изготовленное в Швейцарии по спецзаказу кресло напоминало трон, а обивка на нем была «вечной» — из толстой, мягкой кожи буйвола, процесс выделки которой длится очень долго; картины на стенах кабинета были их написали мастера эпохи Возрождения; книги в шкафах радовали глаз солидным золотым тиснением толстых корешков; последним штрихом, который мог добить любого нувориша, было яйцо Фаберже в подсвеченном футляре из хрустального стекла, установленном на малахитовой подставке в виде древнегреческой колонны.