— Ей нравилась быстрая езда, — продолжал я, разговаривая не столько с Теренсом, сколько с самим собой. — Быстрая езда была ее страстью, и мне иногда даже казалось, что в болтовне Фрейда о вечной тяге к самоуничтожению есть доля истины.
Размышляя о прошлом, я с печалью и даже со стыдом припомнил, что в те дни жизнь казалась мне конченой. И все же… И все же пятнадцать лет спустя от моего горя осталось лишь слабое воспоминание. Я не мог уже, даже мысленно, даже на несколько секунд, вернуть ее к жизни. С тех пор все клеточки моего организма обновились дважды, я был уже совсем иным человеком, чем тот, кто пережил эту трагедию.
Я снова стал думать вслух:
— Меня, видимо, всегда влекло к женщинам, родившимся под несчастливой звездой. Девушка, на которой я хотел после этого жениться, тяжело заболела такой редкой болезнью, которая известна лишь узкому кругу специалистов. Не знаю, уместно ли в таком случае говорить о Фрейде, но, несомненно, каждый на моем месте вспомнил бы о нем. В старину человек воспринял бы все это как злой рок. Было время, когда и я спрашивал себя, почему такое происходит именно со мной, а теперь смирился и порой даже ловлю себя на мысли, что в общем-то доволен своей жизнью.
Сейчас уже Теренсу хотелось переменить тему разговора.
— Должен сознаться, — сказал он, — что меня тоже тянет уехать отсюда.
— Ну и почему же вы не уезжаете?
— В моем положении это непозволительная роскошь. Я пока ничем себя не проявил. Вы — другое дело, вы можете выбирать то, что вам больше по вкусу. Хотите знать, что мне не нравится в той жизни, какую мы ведем, если ее, конечно, можно назвать жизнью?
— Хочу.
— Бездушие всего этого. Пустота. Мы живем в духовной пустыне. — Он поднял стакан и с отвращением взглянул на него, — Пиво в банках, курица по-мэрилендски, стандартные радиопередачи, просмотры скучнейших кинофильмов, унылые проповеди мистера Фултона для верующих, наша библиотечка из дешевеньких книжонок, игра в кости на выпивку…
— А вы не обращайте внимания.
— Пытался, но не получается. Вся беда в том, что вне лагеря нет ничего интересного. Вы понимаете, насколько тут недостает местного колорита? Проживающие поблизости арабы ничем не занимаются… Я хочу сказать, что у них нет ни традиций, ни танцев, ни чего-нибудь другого, о чем можно было бы написать, скажем, в один из журналов…
— Они слишком бедны и вынуждены всю энергию расходовать на то, чтобы как-то свести концы с концами. Никто не пляшет на пустой желудок.
— Что бы вы там ни говорили, а жизнь наша должна идти совершенно иначе. Не знаю, что было бы со мной, если бы не моя сила воли. Вы только посмотрите, как такая жизнь влияет на людей. Бьюз, например, забавляется своими игрушечными поездами, а тот парень из Висконсина получает из дому землю в посылках и выращивает точно такие же цветы, как у себя на родине. Все они превратились в людей, которые хотят укрыться от действительности. Я не могу осуждать человека за желание бежать отсюда, если у него есть такая возможность.
— Со мной дело обстоит иначе. Срок действия договора у меня подходит к концу, а я считаю, что необходимо время от времени менять обстановку.
Однако мои слова не убедили Теренса.
— Хотите знать, что я о вас думаю? Просто вы считаете, что тут для вас нет перспективы, и опять же не могу не согласиться с вами. В конце концов, это же война. Большинство людей уверено, что, прежде чем улучшится обстановка, нам придется пережить нечто еще более страшное, чем сейчас. А кому же приятно чем- то заниматься, зная почти наверняка, что все твои усилия пропадут даром? Вы обычно молчите, Стив, но я-то понимаю — вы взвешиваете все «за» и «против». Вы не верите, что мы когда-нибудь будем перекачивать нефть по трубопроводу на побережье, ведь правда? Я пытаюсь взглянуть на все вашими глазами. Если вы возобновите договор, то свяжете себя еще на три года, а между тем вы, очевидно, уверены, что работы здесь закончатся значительно раньше. Так?
Я засмеялся.
— А мне и невдомек, что Бьюз обратил в свою веру еще одного человека. Но как бы то ни было, Теренс, вы по-прежнему ошибаетесь.
ГЛАВА V
Я свернул на дорогу к Эль-Милии — там, на окраине, в несуразном доме на холме, меня ждала Элен. «Около нее увивается какой-то янки…» Почему мне пришли на память эти слова? Ведь стоит мне только заикнуться об этом, как Элен тут же осмеет и развеет мои сомнения. Словно прикосновением волшебной палочки, она заставит меня поверить в любую ложь, и я с презрением и негодованием буду вспоминать о собственных подозрениях. «…Где же ты была всю прошлую неделю?» — «Ты же помнишь, я говорила тебе, что поеду к тете в Блиду… Нет, позвонить я не могла, телефонная связь была прервана. Но ты, надеюсь, получил мою открытку?» — «Да, я получил почтовую открытку с видом Блиды». (Правда, судя по почтовому штемпелю, она была отправлена совсем из другого города.)