Постепенно отвары укропного семени, дубовой коры и шиповника сделали свое дело, мятеж в утробе стих. Амунд лежал с закрытыми глазами; уже отлежал правый бок, но боялся шевельнуться – как бы опять не началось, и в то же время наслаждался ощущением покоя – прямо сейчас его не мутило, осталась только слабость. Тошнотная тяжесть отступала, мысли прояснялись. Рассуждая здраво – нет, не мог Хельги Хитрый не знать о том, что его дочь отправилась на встречу с чужим князем. Ни один ее шаг не мог остаться незамеченным отцовским окружением. А значит, скорее всего, сам Хельги ее и подослал – обольстить, опоить, а заодно и выведать кое-что. Судя по ее уверенности и ловкости, не в первый раз она проделывает что-то подобное. А он, зрелый, умный мужчина, вдовец, поддался на женскую льстивую хитрость, как отрок-губошлеп, которому впервые в жизни на игрищах девка подмигнула. Только и утешает, что еще Один говорил: даже мудрец от сильной страсти впадает в безрассудство.
Но она же сама пила ту же мурсу! Не могла же она глотать отраву, зная, что она там есть.
Вдруг Амунд испугался: да здорова ли сама Брюнхильд?
– Пойдите… пошлите кого в город… есть там… она сама? – прошептал он склонившемуся к лежанке Ярни. – Брюнхильд… пришла?
Даже здесь был слышен шум собравшегося близ города войска. Наступал полдень, хирдманы откинули полог шатра, чтобы впустить воздух, и Амунд с лежанки видел солнечные лучи на траве. Золотые, как волосы этой ведьмы… Он злился и на внезапную беду, и на себя, тем более что не мог решить, винить Брюнхильд или нет.
– А может, это не она была! – рассуждал Ольрад в кружке телохранителей, сидевших на полу. – Моя бабка рассказывала: бывают такие лихорадки, что она ходит как девка молодая, красивая, а потом в ветерок превращается и человеку в нутро проникает. Только посмотришь на нее, подивишься…
– Рот разинешь… – вставил Ельрек.
– Вдохнешь – и она уже там!
– И что?
– Ну, стало быть, не Хельги дочка это была, а лихорадка в образе ее! Посидела, а потом князь вдохнул ее – и захворал.
– Да я сам видел, как она уехала!
– Ну, на то она и нечисть, – развел руками Ольрад.
– Нет, это Летавица была! – возразил Фастар. – Змея летучая, которая от пояса ниже – как змея в чешуе, а от пояса выше – как девка такая красивая, и волосы золотые. Она к отрокам является, обольщает, все такое, а потом кровь высасывает.
– Так то к отрокам! – качнул головой Лундварь. – К тебе, дубине, могла б явиться, а князь у нас не отрок, а вдовец уже.
– Может, и к вдовцам! Жены ведь нет, вот она и лезет в постели погреться!
– Пусть бы хоть обольстила сперва! – выдохнул Амунд, и телохранители сдержанно засмеялись.
В Чернигов отправился Войча – сын бужанского боярина из Плеснецка. На полпути он встретил посланцев от Хельги и дальше пошел вместе с ними. Тем временем отроки принесли кур, купленных и правда по шелягу за пару – цена немыслимая нигде и никогда, но в селениях на полперехода вокруг почти не осталось птицы и мелкой скотины. Хавлот тут же велел вскрыть кур, вынуть желудки, промыть и подать ему. На глазах у любопытных он снял внутреннюю пленочку куриных желудков и стал сушить над углями. Высушив, растер и заставил Амунда проглотить их, запивая водой. Амунд повиновался – Хавлоту он доверял без рассуждений, – а сам продолжал думать о Брюнхильд. Если она здорова, значит, отрава была не в мурсе? Но где же тогда? Хоть руны раскидывай…
В это время со стороны Чернигова долетел дружный протяжный гул голосов, исторгаемый тысячами глоток. Потом еще раз и еще… «Ру-у-усь!» – почти неразличимый, но легко угадываемый клич. Амунд зажмурился в досаде, понимая, что это значит. Вождь войска избран и поднят на щите, и это не он…
Брюнхильд в святилище пришла вместе с отцом, доложил Войча по возвращении. Все в Чернигове очень скорбят о нездоровье князя Амунда и спрашивают, чем помочь.
– Они не раскидывали руны, – рассказал Войча. – Кольга-князь сказал: мол, мы сожалеем, что с князем Амундом беда приключилась, но ждать не можем, да и знак такой от богов… нехороший. И как на поединок – коли один из соперников не выйдет, то, значит, проиграл, так и здесь, коли князь Амунд к жребию не явился, стало быть, не в его пользу тот жребий. И стало быть, прошу вас, мужи именитые, признать вождем сына моего Грима и звать его отныне князем…
Не открывая глаз, Амунд махнул рукой: понял, уходи. Он до сих пор боялся глубоко вдохнуть и лишний раз шевельнуться.
В шатре повисла тишина – выжидательная и угрожающая. Все – и князь, и Хавлот, и телохранители – понимали, что их обманули. Корнями обвели[64], опоили, а тем временем вырвали победу, украли ее, пока Амунд корчился над ведром. Даже Хельги Хитрый не посмел подделывать волю богов при метании жребия, но сделал так, что жребий не понадобился.
Перевалило за полдень, становилось жарко. Ветерок с реки, влетая под откинутый полог шатра, приносил облегчение. Судя по шуму, войско расходилось по своим станам; бояре и хёвдинги, надо думать, остались в Чернигове на жертвенном пиру.
Александр Сергеевич Королев , Андрей Владимирович Фёдоров , Иван Всеволодович Кошкин , Иван Кошкин , Коллектив авторов , Михаил Ларионович Михайлов
Фантастика / Приключения / Исторические приключения / Славянское фэнтези / Фэнтези / Былины, эпопея / Детективы / Боевики / Сказки народов мира