Зов валькирий

При мысли о радимичах Свену снова пришла на ум красавица Брюнхильд – внучка князя радимичей. Чудно было думать, что у этой небесной девы есть родня на земле, хоть и княжеской крови. Уж конечно, она появится на пиру, и с мыслями о ней Свен особенно тщательно осматривал свой лучший синий кафтан и водил резным гребнем по влажным после купания волосам.

Перед пиром все вожди вымылись и принарядились как могли. Чтобы не создавать тесноты у причала, взяли лишь четыре лодьи, все уместившись в них; оглядывая это собрание, Свен улыбнулся, подумав, что со времен возвращения Хельги из Миклагарда солнце не видало такого скопления цветных кафтанов, шелковых шапок, дорогого оружия и разного узорочья в одной лодье. Датские родичи – Хродрик и его зять Ормар нарядились в цветные рубахи и плащи, какие носят при дворе короля франков; у варягов, словен и мере кафтаны из крашеного льна и тонкой шерсти, ради жары надетые на одно плечо, были отделаны узкими полосами узорного шелка. Грима в этот раз с ними не было – он остался в Чернигове и должен был снова свидеться со своими людьми на пиру.

Не только Свен, надо думать, с волнением ждал новой встречи с Брюнхильд. Однако, попав наконец в гридницу Чернигова, вспомнили о ней далеко не сразу…

Когда отроки Траусти проводили северных гостей за стол, Хельги и его детей в гриднице еще не было, и у Свена осталось время оглядеться. Дома, в Хольмгарде, справа от Олава за длинный стол усаживали варягов, а слева – словен из окрестных селений. Здесь справа сидели все незнакомые люди – варяги, славяне разных племен, ясы в шелковых остроконечных шапках, похожих на шелковые шлемы, в белых кафтанах из льна, у которых вся верхняя часть, выше пояса с серебряными накладками, была обшита греческим шелком. Жители северных земель, такого никогда не видевшие, таращились на них во все глаза. Ответные взоры привлекали в основном плесковский чудин Кааро и вожди мере: их литые звенящие подвески на плечах, поясе, на обуви вызывали оживление у южных славян и варягов.

– А их, пожалуй, поменьше будет, чем нас, – склонился к Свену сидящий рядом Боргар.

– Я так понимаю, у Хельги под рукой меньше земель, чем у Олава. Только поляне, радимичи да северяне, – Свен кивнул на старейшин, явно славян, однако тоже в шапках греческого шелка.

– А это? – Боргар покосился на ясов.

– Союзники, надо думать. Вон те, пожалуй, даже угры. А вон те, надменного вида и в кафтанах с птицами, я думаю, те варяги, которых он нанимал еще для похода на греков. Я слышу, они на северном языке говорят.

– Ты вон на ту рожу погляди! Греки небось до сих пор вздрагивают, как вспомнят!

Рожу, рассеченную косым шрамом и с одним уцелевшим глазом, трудно было бы забыть любому, кто хоть раз ее видел. Однако обладатель ее, здоровяк с длинными рыжими волосами и бородой, был облачен в желтый кафтан с красными птицами и сидел так гордо, что посрамил бы статью и греческого цесаря.

У входа затрубили рога, прорезав плотный гул разноязычных разговоров. Вошли два здоровенных телохранителя-берсерка, с медвежьими шкурами на обнаженных плечах и с секирами у пояса. Один лишь Хельги ходил в Чернигове с телохранителями, ради чести, как владыка этих земель. Держать при себе берсерков почетно, но хлопотно; сдерживая улыбку, Свен отметил про себя: Хельги Хитрый не упустит ничего, чем сможет подчеркнуть свое отличие от простых смертных.

Однако сам Хельги, войдя вслед за берсерками, имел вид вовсе не надменный, а умное его лицо выражало простоту и дружелюбие. За ним следовали парой Грим и Брюнхильд, все такая же золотистая, за ними Траусти с сыном. Но едва Свен собрался сосредоточить внимание на Брюнхильд и еще раз полюбоваться солнечной девой, как в двери мелькнуло нечто привлекшее его взгляд.

За длинным столом северян поднялся беспокойный гомон, к счастью, почти заглушенный ревом рогов. Иные даже привстали от изумления, иные откинулись назад от стола – и было от чего. Позади княжеских детей и воевод в гридницу вступило существо исполинского роста – такое огромное, что назвать его человеком мысль не поворачивалась, хотя по всем внешним признакам это был человек. Но даже Боргар вытаращил глаза и охнул. Мало сказать, что в двери гридницы великан согнулся пополам. Выпрямившись, он оказался на две головы выше всех вокруг – не менее чем на голову выше Годреда, самого рослого в войске северян. Он казался родным братом деревянным столпам, что подпирали кровлю, и немногим уступал им в росте.

Но этого еще мало. Лицом верзила был так некрасив, что почти уродлив. Сильно вытянутое костистое лицо, впалые щеки, густые черные брови, тяжелый подбородок в русой бороде. Длинный нос, несколько раз сломанный и заметно искривленный, придавал ему особенно воинственный вид.

«Ётун!» – думал каждый, кто видел его впервые, ибо только к племени инеистых великанов, известных своим ростом и страховидностью, и могло принадлежать это существо.

– Что это за тролль? – спросил Годо, наконец обретя дар речи.

Всех поразил рост исполина, но Годо, привыкший на окружающих смотреть сверху вниз, был потрясен сильнее прочих.