Зов ночной птицы

— Этот молодой человек — секретарь мирового судьи, — сообщил Джонстон своему спутнику. — Мистер Корбетт, позвольте представить вам мистера Филипа Брайтмена, основателя и ведущего актера театра «Красный бык».

— Очень приятно! — прогудел Брайтмен неожиданно мощным басом, от звуков которого было не грех пробудиться даже давно усопшим обитателям местного кладбища. А силой рукопожатия он мог бы помериться с кузнецом — и все это при худощавой комплекции и в целом довольно-таки невзрачном облике, что лишь отчасти компенсировалось наигранно властной манерой держаться.

— Очень рад знакомству. — Мэтью высвободил руку, дивясь такой силище и предполагая, что Брайтмена закалили многотрудные годы метаний между двумя полюсами: миром сценических образов и обыденной необходимостью кормить своих людей. — Как я понял, ваша труппа прибыла несколько раньше ожидаемого.

— Да, несколько раньше. Наши гастроли в двух других поселениях были, увы, отменены. Но теперь мы счастливы находиться здесь, среди наших драгоценных друзей!

— А, мистер Корбетт! — Из гостиной появился Уинстон, также с бокалом в руке. Гладко выбритый, в безупречно чистом синем костюме, он расслабленно улыбался. — Составьте нам компанию и познакомьтесь с мистером Смайтом!

Внезапно за спиной Уинстона возник Бидвелл и поспешил внести свою лепту.

— Уверен, у мистера Корбетта есть неотложные дела наверху. Не будем его задерживать. Я ведь прав, мистер Корбетт?

— Но я думаю, он должен хотя бы заглянуть и поздороваться со всеми, — возразил Уинстон. — Может, выпить бокальчик вина.

Бидвелл сердито покосился на Мэтью, однако интонацией своего раздражения не выдал.

— Как вам будет угодно, Эдвард, — сказал он и вернулся в гостиную.

— Идемте, — позвал Джонстон, ковыляя мимо Мэтью. — Бокал вина пойдет на пользу пищеварению.

— Я под завязку накачался сидром. Но позвольте спросить: кто такой мистер Смайт?

— Это новый постановщик в «Красном быке», — пояснил Брайтмен. — Недавно прибыл из Англии, где зарекомендовал себя наилучшим образом в театре «Крест Сатурна», а до того — в труппе Джеймса Прю. Однако мне не терпится услышать из первых уст про ведьму. Ну же, идемте!

Мэтью не успел придумать отговорку — ибо у него наверху действительно было важное дело касательно составленной неким французом карты, — как Брайтмен схватил его под руку и увлек в гостиную.

— Мистер Дэвид Смайт, мистер Мэтью Корбетт, — объявил Уинстон, представляя их друг другу. — Мистер Корбетт служит секретарем при мировом судье, мистер Смайт. Это он зачитал ведьме обвинительный приговор.

— Правда? Как интересно! И страшновато, наверное, было, да?

Смайт оказался тем самым блондином, которого Мэтью видел прибывшим вместе с Брайтменом в головном фургоне труппы. У него было открытое, дружелюбное лицо, а улыбка обнажила два ряда крепких белых зубов. По оценке Мэтью, ему было около двадцати пяти лет.

— Не так уж и страшно, — сказал Мэтью. — Меня отделяла от нее железная решетка. Да и мистер Бидвелл был со мной рядом.

— Как будто я смог бы чем-то помочь! — оживился Бидвелл, пользуясь возможностью взять ход беседы под свой контроль. — Да этой чертовке стоило только клацнуть зубами, и я бы выскочил из своих сапог!

Брайтмен гулко хохотнул. Рассмеялся и Смайт, а за ним и сам Бидвелл, но Уинстон с учителем ограничились лишь вежливыми улыбками.

Мэтью сохранил каменное лицо.

— Джентльмены, я остаюсь при своем убеждении, что… — Он уловил внезапно возникшее в комнате напряжение; смех Бидвелла резко оборвался. — Что мистеру Бидвеллу не занимать мужества в каких бы то ни было обстоятельствах.

Когда он закончил эту фразу, хозяин Фаунт-Ройала испустил почти слышимый вздох облегчения.

— Что-то я не припоминаю ни эту женщину, ни ее мужа, — сказал Брайтмен. — Они не приходили на наше представление в прошлом году?

— Кажется, нет. — Бидвелл прошел через гостиную к графину с вином и наполнил свой бокал. — Он был человеком тихого нрава… можно сказать, замкнутым… а она уже тогда начала разыгрывать свой собственный спектакль. В смысле… я не хочу этим сказать, будто у вашего занятия есть что-то общее с адскими кознями.

Брайтмен вновь рассмеялся, хотя уже совсем не так жизнерадостно.

— Кое-кто с вами не согласится, мистер Бидвелл! В частности, есть тут один святоша. Вам известно, что мы сегодня замучились прогонять из нашего лагеря оголтелого потрясателя Библией?

— Да, я об этом слышал. Уж таков этот пастырь Иерусалим: жжет пламенем глагола всех подряд, равно грешных и праведных. Но вам нечего опасаться: как только он проведет обряд санктимонии над пеплом ведьмы, мы сразу же вышвырнем сего змия из нашего Эдема.

«Остроумие нынче повсюду бьет через край!» — заметил про себя Мэтью.

— Обряд санктимонии? — спросил он вслух, вспоминая, что уже слышал это выражение от Иерусалима, когда тот впервые явился в тюрьму, дабы лицезреть «врага своего». — Что еще за бредни?

— Вам все равно этого не понять, — ответил Бидвелл, бросив на него предостерегающий взгляд.