Зов ночной птицы

В этой комнате стошнило бы даже свинью. По полу были разбросаны грязные рубашки, чулки и бриджи, подобрать которые Уинстон не удосужился. Запах сырой и засаленной верхней одежды — в сочетании с телесными ароматами от некоторых предметов нижнего белья — никак нельзя было назвать приятным. Помимо этого, пол засоряли скомканные листы бумаги, рассыпанный табак, обломки глиняной курительной трубки, несколько книг с почти оторванными переплетами и прочий хлам, которому давно пора было перекочевать отсюда в мусорную яму. Даже маленький узкий очаг был почти до отказа забит холодными углями и всякой несгоревшей дрянью. Словом, не было бы большим преувеличением назвать эту комнату обычной свалкой, и Мэтью с содроганием представил себе, что скрывается за дверью спальни. Воняющее серой ведро с «адским огнем» могло оказаться наименее противным среди всего прочего.

Чуть в стороне стоял письменный стол, уже возвращенный Уинстоном из тюремной камеры. Теперь Мэтью понял, почему он был столь тщательно вычищен, когда Уинстон привозил его в тюрьму, ибо сейчас столешницу покрывала мешанина из смятых и заляпанных чернилами бумаг, свечных огарков и беспорядочно сваленных гроссбухов. Удивительно, как Уинстон вообще находил в этом крысином логове чистый лист бумаги и непролитую чернильницу. Краткий, но весьма содержательный осмотр помещения навел Мэтью на мысль, что Уинстон не зря вел все дела с Бидвеллом только в его особняке, не желая показывать работодателю состояние своего жилища — по-видимому, отражавшее и состояние ума жильца.

Тем временем Уинстон наполнил свою кружку жидкостью из синей бутыли. Из одежды на нем была только длинная серая ночная рубашка со множеством неровных заплаток и мелких прожженных дырочек, свидетельствовавших о том, что его способность держать под контролем огонь не распространялась на раскуренную трубку.

— Стало быть, приговор вынесен? — уточнил Уинстон и приложился к сосуду с веселящим напитком — крепким сидром или ромом, по прикидке Мэтью.

— Разверните его вот здесь.

Мэтью так и сделал, но при этом не убрал руку с документа, поскольку нес за него ответственность. Уинстон склонился над бумагой, разбирая витиеватый секретарский почерк.

— Что ж, никаких сюрпризов. Значит, ее сожгут в понедельник?

— Да.

— Давно пора. Ее надо было отправить на костер еще месяц назад, так было бы лучше для всех нас.

Мэтью свернул документ и брезгливо оглядел окружающий беспорядок.

— Вы всегда так живете?

Уинстон как раз подносил ко рту кружку, но задержал ее на весу.

— Нет, — произнес он саркастически. — Но моя прислуга сейчас в отлучке. Обычно меня обслуживают лакей, горничная и уборщица.

Кружка достигла его рта, и после глотка он вытер губы тыльной стороной ладони.

— А теперь вам пора идти по своим делам, высоковажный сэр.

Мэтью жестко улыбнулся. На трущобном жаргоне его детства «высоковажным сэром» именовали солидных размеров какашку.

— Похоже, вы вчера припозднились, — сказал он.

— Припозднился? — Уинстон поднял брови. — Что вы имеете в виду?

— В смысле… поздно легли спать. Насколько знаю, обычно вы встаете спозаранку, но этой ночью, видимо, трудились до предрассветных часов.

— Да, трудился, — кивнул Уинстон. — Я всегда тружусь.

Он указал на заваленный гроссбухами стол:

— Видите это? Считаю его денежки. Его пенсы, гинеи и всякие песьи доллары. Приход и расход. Вот чем я занимаюсь.

— Не похоже, чтобы вы очень гордились тем, что делаете для мистера Бидвелла, — заметил Мэтью. — А ведь он во многом на вас полагается, не так ли?

Уинстон с подозрением уставился на Мэтью покрасневшими глазами.

— Вам пора идти, — повторил он уже настоятельно.

— Я так и сделаю. Однако мистер Бидвелл сам предложил мне найти вас и расспросить насчет землемера. Поскольку вы тогда сопровождали этого человека, я подумал…

— Землемер? Да я его едва помню! — Уинстон опорожнил кружку, и остатки жидкости блестящей струйкой стекли по его подбородку. — Когда это было? Четыре года назад?

— Примерно.

— Оставьте меня в покое! — фыркнул Уинстон. — У меня нет времени на ваши глупости!

Мэтью набрал в грудь воздуха.

— Время у вас найдется, — сказал он.

— Что?! Боже правый, мне что, силой вас выпроваживать?

— Я знаю о ваших ночных похождениях, — тихо произнес Мэтью.

Десница Господня опустилась на эту сцену, остановив течение времени и заглушив все звуки.

Мэтью продолжил, пользуясь моментом.

— Кроме того, я завладел одним из шести ведер, закопанных мистером Роулингсом и его помощниками. Так что вам уже нет смысла ближайшей ночью перемещать тайник в другое место. А седьмое ведро, унесенное вами, полагаю, спрятано где-то здесь?

Десница Господня обладала могучей силой. Она обратила Эдварда Уинстона в истукана с изумленно разинутым ртом. А еще через несколько секунд кружка выскользнула из его ослабевших пальцев и разбилась об пол.

— Выходит, я угадал, — заключил Мэтью. — Вы ведь пользовались кистью, нанося это вещество на стены домов перед поджогами, верно? Это очень горючая смесь, надо полагать.