Зов Лавкрафта

Люди в белом шагают сквозь сырой плотный воздух и кажутся непромокаемыми. С пол их одежд капает вода. Первый из людей останавливается. Смотрит вправо, затем влево. Лицо его бесстрастно. Слышно, как гудит кондиционер. С потолка срывается капля и медленно, плавно пролетает перед лицом человека. Пам! Она разбивается о блестящий круглый нос форменного ботинка.

Человек поднимает голову. Волосы у него коротко острижены, чтобы нельзя было ухватиться пальцами, глаза глубоко утоплены в лицо. Они блекло-серого, плывущего в потемках цвета. Когда он смотрит в потолок (ржавая изломанная трещина тянется по центру, из трещины идет шнур, на шнуре качается лампа в металлическом конусе), отблеск света отражается в его глазах. И медленно качается в них.

Открывается дверь.

– Все в порядке, Генри? – спрашивает голос.

– Да, сэр, – говорит человек в белом. За его спиной стоят эти двое. – Кажется, я что-то слышал.

– Что?

Названный Генри опускает голову. Медленно, как сквозь толщу воды. Смотрит на доктора блеклыми глазами (у того на халате бейдж «Джон С. Спенсер МД») и говорит:

– Какой-то звук.

Доктор отступает на шаг, потом спохватывается. У него пепельные жидкие волосы, зачесанные назад, и профиль университетского ботаника.

– Что вы?..

– Звук, – говорит Генри. – Такой вот как москит пролетел. Зззз.

– Я… – говорит ботаник. – Но я не…

– Ззззз, – с удовольствием повторяет Генри, склоняет голову набок. Смотрит на ботаника с насмешкой и говорит:

– Показалось, сэр. Ничего.

Доктор поспешно кивает. Он терпеть не может этого санитара и боится его. У Генри масса нареканий, он жесток с пациентами (излишне жесток!), он не выполняет приказы, он нарушает режим заведения. И вообще. Но с Генри ничего не поделаешь. Другие санитары слушаются его, как вождя людоедского племени.

– Простите, сэр. У меня много работы. – Генри, не дожидаясь разрешения, уходит. Двое в белом идут за ним. Доктор поворачивается и некоторое время смотрит им вслед, в качающуюся спину Генри. Затем отступает назад и закрывает дверь. Сердце его гулко бьется. Доктору почему-то кажется, что, несмотря на то что санитар отвернулся, в воздухе продолжает висеть и скалиться огромная, как у чеширского кота, оскаленная улыбка Генри. «Зззз», говорит улыбка Генри беззвучно.

Доктор вздрагивает и думает: черт.

* * *

В палате духота и сырость. Вечно влажные простыни, пахнущие мочой. Лежишь, будто у тебя ночное недержание. Человек-Дерево замер, прикрыв глаза, чтобы обмануть санитаров и доктора, делающего вечерний обход. Он, в общем, почти не обманывает. То состояние на границе сна и яви, на тонкой полоске мокрого асфальта (капли дождя разбиваются в воду, текущую по нему), и есть его сон. Его пограничная зона, на которой он чувствует себя как дома.

Дерево внутри него растет и крепнет.

Синяя вспышка воспламеняет воду на мгновение. Раздается грохот. Человек-Дерево лежит и слушает, как шумят ветки деревьев за окном. Он различает далекие голоса. (Это в коридоре. Доктор Спенсер проводит вечерний обход. Другие доктора перекладывают эту обязанность на санитаров, но доктор Спенсер не таков. Он исполнительный и добрый. Он идиот.) Он слышит и даже ощущает в сильном запахе мочи запах страха. Откуда это? К запаху страха примешивается запах шоколада «Хершис». Понятно. Это Лен, диагноз шизоидное расстройство личности, торазин и горящие волосы. Он ест шоколадки, чтобы быть счастливым. Раньше Лен был заряжающим на линкоре «Алабама», но вдруг стал разговаривать со своей пушкой. Все так делают, доверительно сообщил он Человеку-Дерево при знакомстве. Но только я попался. Эх! Торазин делает его спокойным. Но только шоколадки делают его счастливым. А сейчас Лену страшно. Струйка, размытая и скользкая, тянется от него в воздухе. Человек-Дерево может поднять руку и дотянуться до нее, но он этого не делает.

Страх.

Человек-Дерево слушает невнятные голоса. Они приближаются к палате. И еще он слышит некий другой звук и запах. Эта вонь. Человек-Дерево на мгновение теряет бдительность и открывает глаза. Конечно!

Лен боится Генри.

* * *

Лен боится Генри.

Человек-Дерево переворачивается на спину и смотрит в потолок. Страх. Видение: его елозят лицом по мокрому полу, мягкий мокрый шлепок швабры в лицо, в глаза. Человек-Дерево пытается закрыться ветвями, свернуться в клубок (в побег, в почку, в семя), но ему это не удается. В него втыкают палку, улюлюканье (давай его, давай! еще!), и им начинают возить по полу, мокрая вода пропитывает пижаму, течет в штаны. Он конец палки. Почему-то это очень смешит нависшие над ним лица – черные и белые. Они огромные, как маски театра кабуки с нарисованными улыбками, гримасами, смехом и болью. Треск разрываемой ткани, опрокидывающийся потолок. Свет. Голоса. Тупой удар в живот. Человек-Дерево сгибается на своей койке, под пахнущим мочой одеялом, от удара, который был десять дней назад. Или сотню.

Соскучился, ублюдочек, говорит ему на ухо темнота голосом Генри.

Человек-Дерево дергается.