Зов ястреба

Стром был влиятелен, он мог бы обеспечить мне хорошее место, может, менее опасные задания, награды, визиты ко двору. Возможно, даже помог бы перевезти сестёр и маму быстрее.

Кто-то другой – да что уж там, много кто – радовался бы на моем месте. Шрамы шрамами, но он оставался по-своему привлекательным – а репутация легенды довершала дело. И у него была власть – власть одного из Десяти. Для него делали исключения – значит, возможно, и для тех, кто рядом с ним, сделают.

Что его привлекло? Не всё ли равно.

Готова ли я была зайти так далеко ради того, чтобы получить больше?

Если не я, то другой.

Всё так, но в тот момент мне стало куда страшнее, чем было в Стуже.

Автомеханика мягко остановилась, и дверца открылась, выпуская нас. На этот раз Стром вышел первым и подал мне руку, чтобы помочь вылезти, – я едва коснулась мягкой перчатки кончиками пальцев.

Место, «где подают отличную оленину», оказалось одним из тех, куда я бы не решилась зайти в одиночестве. По одной только обивке на креслах было ясно, что цены здесь способны преподнести мне неприятный сюрприз.

Я подумала: выберу из листка что-то самое дешёвое и возьму, но этому плану не суждено было сбыться. Никакого листка не было. Нас проводили за столик в углу, отгороженный от зала высокой ширмой, и Стром сказал подавальщице что-то негромко, после чего она тут же убежала – а через пару минут вернулась с бутылкой снисса, бокалами, корзинкой хлеба – я с трудом поборола желание тут же взять кусок – и миской зелёного салата.

– Мясо позже подадут, – сказал Стром, расслабленно откидываясь на мягкую высокую спинку кресла. Кажется, это был первый раз, когда я видела его расслабленным. На столе горела свеча, валовый свет над головой был приглушён, и в полумраке шрамы на его лице меньше бросались в глаза.

– Или ты хотела что-то другое? Я могу позвать…

– Нет, всё в порядке. Я вообще не голодна.

Враньё – но можно и потерпеть немного. В Гнезде я точно разживусь какой-нибудь едой – если сегодня вообще вернусь домой. В животе стало пусто и холодно. В очередной раз я с тоской подумала о треклятом завтраке, когда можно было наесться вдоволь – и из-за волнения я пренебрегла этой возможностью.

– Как скажешь, но я взял много. Одному мне столько не съесть. Так что, если захочешь помочь, не стесняйся.

– Спасибо.

Мы снова помолчали, и я вдруг поняла: он, легенда, один из Десяти, нервничает или, может, раздосадован. Почему? Чем я могла пугать его или раздражать? Я ничего не сделала. И даже если речь действительно шла о сексе – вряд ли он ожидал или тем более боялся отказа.

Он наполнил бокалы до середины, подвинул мне один.

– Выпей. После Стужи стоит выпить.

– В Гнезде этому не учат.

– Верно, – он усмехнулся. – И не научат. И тем не менее, все этому быстро учатся.

Он поднял бокал:

– Ну, за твой первый выход в Стужу. Пусть остальные будут столь же безопасны.

Звучала как издёвка – с учётом того, что случилось – но я покорно подняла бокал, сделала глоток. Питьё было более крепким, чем то, что я пробовала до этого, но вкус его при этом был насыщенным, благородным, мягким. Я не разбиралась в алкоголе, но этот наверняка был дорогим.

– Вкусно. – Явно не то слово, но лучшего у меня не нашлось.

Глоток горячо растекался, кажется, по всему телу, и я почувствовала, как расслабляется, смягчается каждая мышца, как от действия эликсира. Напряжение ушло – а вслед за ним и чувство неловкости, вызванное тем, что за другими столами сидели нарядно одетые столичные дамы, а на мне были простые штаны, свитер и пальто – к тому же, всё не новое и не самое чистое. Я всё не находила времени стирать что-то, кроме белья и нижних рубашек, и на свитере внизу было заметное зеленоватое пятно от сера, которое, снимая пальто при входе, я прикрыла рукой.

Теперь это не имело значения – гомон людей за ширмой из раздражающего стал приятным, умиротворяющим, как шум реки и леса.

– Лучше не пей пока больше, – сказал Стром, внимательно наблюдавший за мной. – С непривычки на голодный желудок может здорово дать в голову.

– Я в порядке. – Судя по тому, с каким трудом я сложила даже эти простые слова, Стром был прав.

– Хорошо. – Сам он сделал ещё глоток, покрутил стакан в руках, с которых только теперь, скрытый ширмой от посторонних глаз, снял перчатки. Ногти на его руках были тёмными, почти чёрными – видимо, эликсиры окрасили их так же, как волосы. В полумраке, на фоне белизны кожи, смотрелось это жутковато.

– Значит, мы можем поговорить.

Он помолчал, словно ждал от меня какого-то знака, и я, не зная, чего именно он ждёт, осторожно кивнула:

– Да, можем.

– Хорошо. – Он вздохнул, отставил стакан, потёр уголок золотистого глаза. – Скажу как есть, Хальсон… Я вообще постараюсь быть с тобой настолько честным, насколько это возможно. Мне не слишком это нравится… Некоторым образом… Всю эту историю мне навязали.

– «Всю эту историю», – повторила я, лихорадочно думая.

Его появление в Гнезде. Игра в тавлы. Разговор в поезде. Выход в Стужу. Я и Миссе, отрезанные от группы. Догадка была теперь уверенностью – потому что мне стало наконец ясно, зачем я здесь.