Когда Эрик и Кьерки повели нас к лестнице, лапы зверя нависли над нашими головами, и впечатление это производило тягостное и волнующее одновременно – скульптура выглядела прочной, но я всё равно не могла избавиться от чувства, что она может в любой момент рухнуть и погрести под собой нас всех.
– Похоже на музей, – прошептал кто-то, и Эрик Стром вдруг сказал:
– Может, однажды здесь и будет музей.
Кьерки покосился на него и принужденно хихикнул.
– Мы зайдём в зал, откуда выпускают ястребов, – сказал вдруг Стром, и Кьерки закашлял:
– Этого не было в плане, – он говорил негромко, но я всё равно услышала. Зато Стром отвечал, не понижая голос:
– Ничего. От лица Десяти и под мою ответственность. Кому-то из них предстоит стать ястребом. Пусть посмотрят.
Против этого, видимо, Кьерки нечего было возразить, и мы двинулись вперёд и вверх по широкой лестнице, покрытой зелёным ковром, истёртым сотнями ног. Стены у нас над головой были украшены щитами со снежинками Химмельнов. Тут и там виделись глаза и уши снитиров. Безопасность… Или наблюдение?
Должно быть, и то, и другое.
– Зал подготовки, – сказал Стром, заводя нас в очень простую комнату с множеством отдельных закутков и отвилков, заставленных кушетками, стульями и железными шкафами. – Здесь сонастраиваются ястребы и охотники. Убеждаются, что видят и чувствуют друг друга. Вводят эликсиры, проверяют препараты друг друга. Дальше они разделяются, и их проверяют уже кропари.
– Почему кропари не вводят эликсиры? – спросил вдруг Маркус, верный своей традиции задавать вопросы редко, но метко.
– Есть причины, – сдержанно отозвался Стром. – Чаще всего ястребы и охотники полагаются друг на друга больше, чем на кропарей. Для многих это часть сонастройки, знак доверия.
– Но кропари проверяют всех в обязательном порядке, – поспешно добавил Кьерки, бросая на Эрика опасливый взгляд. – Это часть протокола, которая не нарушается. И, разумеется, вводятся, вживляются или выдаются на руки только те эликсиры и препараты, которые одобрил в том числе личный кропарь. Хороший кропарь всегда знает показатели своего подопечного от и до. Если что-то не так – или если что-то было сделано неправильно – это сразу заметят.
Я сразу вспомнила всё, что успела услышать о контрабандных препаратах и эликсирах с чёрного рынка, о подкупленных кропарях и рискованных экспериментах, которые препараторы ставили над собой сами, лишь бы повысить рейтинг – и вероятность вернуться из Стужи живыми.
– В зале сейчас никого, – говорил Стром Кьерки негромко. – Покажем им капсулы и пойдём в зону охотников.
В зале ястребов действительно было пусто – и тем более поразительное впечатление он производил.
Высокие каменные стены – и прозрачный купол над ними, сквозь который в зал проникали солнечные лучи. Ряды капсул, рядом с каждой – панели с кнопками, длинными кишками, креслами.
– Ради Мира и Души, не трогайте здесь ничего, – сказал Кьерки нервно, видя, что некоторые начинают разбредаться, желая рассмотреть капсулы поближе.
Я стояла рядом с ним и Стромом и крепко сжимала руку Миссе, чтобы она не сунулась, куда не надо.
– Зачем нужны эти кишки? Те, длинные.
– Эти? – Стром подошёл к одной из капсул, коснулся её. – Она соединяет ястреба с капсулой. На время охоты они становятся единым организмом. Видишь вот это отверстие внутри? Из него капсула заполняется плиром. Это вещество заполняет и тело ястреба – всё, что можно заполнить.
– А дышать как? – пискнула Миссе.
– Дышать не нужно. Тело впадает в состояние глубокого сна – глубокого, почти как смерть. Процессы в нём максимально замедляются – это необходимо, чтобы душа могла отделиться и действовать в Стуже.
– Что происходит, если душа не возвращается в тело?
Наверное, жестоко было спрашивать вот так, прямо, но до сих пор Эрик Стром так же прямо отвечал на все наши вопросы. И в этот раз он не изменил себе.
– Тело остаётся в состоянии глубокого сна. – Он рассеянно погладил зелёный мягкий бок капсулы, как гладят старого пса. – Собственно, это похоже на состояние, в которое впадают снитиры, если убить их душу. Именно оно позволяет разбирать их на части и ставить нам на службу без труда.
– Не жизнь, не смерть, – сказала я, и Стром кивнул:
– Это вопрос для философов, и они, как вам наверняка известно, веками ломают над этим голову. Живы снитиры или мертвы? Сознают ли – хотя бы отчасти – что мы делаем с ними? – Он равнодушно наблюдал за ахающими и охающими рекрутами и Кьерки, который безуспешно пытался собрать их вместе. Может, в этом и заключался план Строма. Первоначальный страх схлынул, и воздух больше не звенел от напряжения. Нам всё равно предстояло пойти сегодня в Стужу, но зал ястребов разбавил обстановку, взбудоражив даже самых испуганных.
– А вы что думаете? – рискнула спросить я, и Стром улыбнулся недобро:
– Как я уже сказал, это вопрос для философов, Хальсон. Но в одном ястребы сходятся: я пока не встречал ни одного, который не просил бы, если придётся, отключить его тело от капсулы. Мы не снитиры – и без неё тело умирает быстро и практически безболезненно.