– Ну, дело ведь как было, – начал Унельм, стараясь растягивать слоги как можно сильнее, подражая деревенскому выговору тех, что живут поюжней, – приехал я, значит, в столицу… На поезде… Видели вы те поезда? Я, когда в первый раз увидел, так я глазам не поверил! Мне, конечно, рассказывали про такие, да только в наше захолустье они хорошо, если раз в год приезжают, а уж чтобы кто на них уезжал, так это…
– Ближе к делу! – рявкнула женщина. Она нервничала – Унельм видел, что её колено подрагивает. Она – и её товарищи – ждали Мела, а его не было – зато был он, подозрительный, «вынюхивавший» тут и там. Они должны были сильно испугаться, чтобы решиться вот так затащить его сюда. Вряд ли убить кого-то для них, что масло на хлеб намазать… С другой стороны, кто знает? Олке рассказывал, что с платформ Парящего порта то и дело кто-то летает без помощи парителей. Кто узнает, как именно он превратился в месиво на брусчатке – по трагической случайности или чьему-то злому умыслу? Никто и никогда.
Спину продрало холодом – и именно в этот миг ему удалось таки достать карандашик и на ощупь ткнуть им себя в запястье; Унельм от души надеялся, что это сработает, как надо.
Всё это время он продолжал рассказывать «свою историю» – язык как будто жил своей жизнью, плетя невесть что.
– …ну и, в общем, тот мужик – усы у него, я вам скажу! Почти такие же красивые, как ваши, господин… Рассказал, что тут, неподалёку, есть лихие ребята, которым может пригодиться крепкий парень вроде меня. Я ведь, если хотите знать, не из последних! Я у себя в деревне ведь много чему научился…
– Чему? – спросил усатый мужчина, видимо, не впечатлившийся комплиментом. – За оленями дерьмо убирать?
– Нет, – кротко сказал Ульм, убирая карандашик в карман. – Но я умею всякую всячину! Я и что тяжёлое могу дотащить, и если с кем разобраться надо, так это я ведь тоже без вопросов, и если кого…
– Этот, как ты говоришь, человек с усами, – сказала женщина – она явно не верила ему ни на миг, – где ты его якобы встретил?
– На площади под часами. Знаете такую? Там ещё такие красивые башенки, две, с острыми крышами, на рога козы похожи, видали та…
– Я знаю, где это!
– О, тогда вы наверняка знаете маленький фонтанчик там, с края! Вот там он ко мне и подошёл. Сказал, мол, приходи к ангару смело, говори «ивнянка»… Это, стало быть, навроде пароля, и тебя там точно примут, это уж как пить дать… Я ведь и давеча для того пришёл, но забоялся…
– Что за дьявол? – рявкнул бородач, всё это время молчавший. – Что это такое, а? Какого…
– Угомонись! – сказала женщина резко. – Ты что, ещё не вспомнил? Это всё твой драгоценный паренёк из паритеров! Он предал нас!
– У него были усы? – вставил Унельм. – Так он ведь не предавал, честное слово! Он ведь ко мне даже первый подошёл, спросил, не ищу ли я работы…
– Может, и вправду, – вдруг пробормотал тот, что с усами щёточкой. – Если, например, Ве…
– Молчать! – рявкнула женщина. – Немедленно молчать! – она понизила голос, как будто в одночасье перейдя от ярости к ледяному спокойствию. – Всё. Кончайте его – и уходим отсюда как можно быстрее. Я так решила. Вайл, собирай всё, живо, а я пока…
Она назвала подельника по имени при Ульме – значит, не шутила.
Для неё он уже был всё равно что мертвец.
В такой ситуации имело смысл рискнуть.
Он резко метнулся право, роняя стул, отбрасывая верёвку.
– Дерьмо! – крикнула женщина, выхватывая револьвер. Двое других были не так быстры – и Ульм рванулся вперёд, ударил, метя женщине по руке. Револьвер упал на пол, не успев выстрелить, – но в тот же миг его скрутили, и бородач ударил его в живот. Унельм согнулся пополам, жадно хватая ртом воздух.
– Давайте, живее, – прошипела женщина, неспешно подбирая револьвер. – На площадку – и домой.
Она не хотела оставлять пулю в трупе – так куда труднее было бы выдать всё за несчастный случай.
Унельм брыкался, бился – бесполезно, руки, державшие его, были как будто из железа. Что-то внутри горело, как будто жгло его огнём, и перед глазами всё плыло.
– Погодите, – прохрипел он. – У меня важная… Очень важная информация… Я могу быть вам полезен. Это…
– Стоять! Ни с места! – десятки огней вспыхнули в темноте вокруг разом, сразу вслед за тем, как с грохотом отворилась надёжно запертая дверь ангара. И тут же всё погрузилось в полнейшую неразбериху – завизжала женщина, раздался выстрел, а потом ещё один, загрохотало железо, кто-то завопил…
Руки, державшие Унельма, вдруг ослабели, и он увидел, что бородач лежит на полу, слепо таращась в потолок, а от головы у него растекается тёмно-красная лужа.
Унельм склонился над ней, и его стошнило.
Ещё через минуту всё было кончено. Охранители скрутили двух других, а из темноты навстречу Унельму вышел Олке.
– Как ты? В порядке?
– Более чем, – прохрипел Унельм, утирая губы. – Вы вовремя.
– Это я вижу. – Олке смотрел на контрабандистов – убитого и пленённых – без интереса или злорадства. Видимо, энтузиазм у него и в самом деле вызывали только убийцы. Что ж, ещё немного – и Унельм, размазанный по мостовой, мог дать ему повод для радости.