«Плавание в Арктике — это лотерея. С той лишь существенной разницей, что настойчивый имеет больше шансов выиграть, чем пассивный».
СО ВСЕХ СТОРОН
НАС ОКРУЖАЛИ ЛЕДЯНЫЕ ПОЛЯ
Со всех сторон нас окружали ледяные поля. Дул холодный ветер, и теперь на палубе без ватника нельзя было показываться.
Утром капитан Воронин вышел в огромной кожаной шубе и полез в свое «воронье гнездо».
Капитан Евгенов предупреждал, что тут он встретил самый тяжелый лед.
Лед и вправду был очень тяжелым.
«Сибиряков» трясся, как простуженный. В кают-компании на столе грохотали пустые миски. Грохотали от тряски все двери.
И все-таки мы шли вперед.
Отступал засыпанный свежим снегом берег.
Вечером был закат, какого я не видел еще никогда в жизни. Солнце заходило в невысоких горах. Запад был пламенным. Красным светилось все — небо, море, айсберги.
Я побежал в каюту и постарался побыстрей, пока не забыл сочетания оттенков, нарисовать все акварелью.
Когда я снова вышел на палубу, солнце уже зашло и было темно. Шел сырой снег. Снежинки пролетали на огромной скорости мимо светящей желтым светом люстры — лампы с рефлектором.
Каких-то две недели назад ночью можно было загорать, а теперь нас окружала густая темнота. Все вокруг казалось чужим и опасным.
Капитан приказал остановить машину, потому что в темноте можно было легко поломать винт.
Несколько дней подряд мы шли в ледяных полях. Льды были едва проходимыми.
Мы пытались продолбить лунки для аммонала, а на льду от пешни оставались лишь неглубокие царапины. Этому льду было, наверно, уже много-много лет, каждую зиму его сжимали другие льды, и от этого с каждым годом он становился все тверже.
Когда-то мы загружали в лунки по полкило взрывчатки. Теперь меньше двадцати пяти килограммов заряда не было.
Мы подвозили аммонал на нарах в деревянных ящиках. Работали четко. Один бил без конца по льду — готовил лунку, другой открывал ящик.
По словам Малера, у Северной Земли структура льда была другая. Там он был вязкий, а здесь колкий. И точно, лед кололся со страшным грохотом. Но лишь после нескольких взрывов по льду проходила тонкая, как волос, трещина.
Капитан Воронин не слезал со своего «вороньего гнезда». Он высматривал новую полынью, и мы к ней пробивались.
ДЕСЯТОГО СЕНТЯБРЯ
10 сентября снова появилось солнце.
Оно отражалось ото льдов и свежего снега и ломило глаза, если на палубу выходили без темных очков.
Мы прошли мимо мыса Ванкарэм, каменистого и плоского.
На берегу стоял дом с красным флажком и яранги. Мы погудели людям. Они бежали по берегу вдогонку за ледоколом.
До мыса Дежнева оставалось чуть больше двухсот километров.
Вечером мы сидели в кают-компании.
Кто-то играл в домино. Кто-то читал по второму разу понравившуюся книгу, кто-то рассказывал, тоже по второму разу, забавные истории, а слушатели громко хохотали, будто слышали их впервые. Я подбирал на пианино музыку для новых частушек.
Внезапно ледокол подбросило. Раздался ужасный грохот и треск. Потом корпус быстро и мелко задрожал.
Не одеваясь, мы выскочили на палубу.
По палубе непривычно суетливо бегал капитан Воронин.
— Да где наконец стармех! — кричал он.
Тут прибежал и старший механик Матвеев. Он развел руками и не мог выговорить ни слова.
К поручням прикрепили штормтрап, веревочную лестницу, и старший штурман Хлебников полез под корму вниз.
— Люстру быстро! — кричал капитан. — Еще одну!
Ему спустили несколько электрических ламп на длинных проводах.
Штурман повис на самой последней ступеньке и долго вглядывался в слепую темную воду.
— Лопасть сломана вкось, — сказал он вдруг каким-то жестким голосом.
— Сделать малый оборот винта, — приказал капитан.
— Есть сделать малый оборот, — тихо ответил старший механик Матвеев.
Губы у него тряслись по-прежнему. Он побежал вниз.
— Как другая лопасть? — спросил капитан.
— Сейчас, — откликнулся Хлебников. Он еще раз вгляделся, а потом сказал: — Тоже сломана, наполовину.
— А третья?
— Сломана… На одну треть.
— Четвертая?
Хлебников долго не отвечал.
— Четвертая как? — кто-то не выдержал и закричал вслед за капитаном.
— Нету четвертой. Срезана.
Капитан сгорбился и отошел от поручней.
— Надо сменить лопасти, — проговорил Отто Юльевич.
— Да какое тут менять. Разве можно их здесь сменить? — И капитан безнадежно махнул рукой.
Мы все медленно поплелись от поручней.
Штурман Хлебников вылез на палубу и поднял штормтрап.
— Попробую — может, на огрызках пойдем, — сказал Воронин и поднялся на свой мостик.
Машина снова заработала.
Теперь она работала без натуги. Вал крутился легко и быстро. Но двигались мы едва-едва. И то пока были в полынье.
Как только мы подошли к льдине, наш корабль остановился. Поломанные лопасти не могли выжать судно на лед.
Несколько раз капитан отводил ледокол назад, пытался разогнаться и подмять льдину. Ничего не получалось.
Наконец он махнул рукой и молча пошел в свою каюту.
— Вот и зазимовали, — сказал кто-то.