Пробыв некоторое время в Швеции, «Флерис» отправился в Копенгаген, но уже к концу марта, когда руководство Коминтерна попыталось застать его там, оказался в Норвегии. Стоит заметить, до сих пор не выявлены причины нестыковки в различных документах относительно сроков командировки Зорге и его маршрута. Если сроки более или менее удалось уточнить Юрию Георгиеву, то британские исследователи добавляли в картину следующие штрихи: они считали, что первая командировка началась с месячного пребывания в Берлине, где Рихард учил скандинавские языки и получил прикрытие в виде документов некоего издания, занимающегося социологическими проблемами. Это не так – процитированное выше письмо доказывает, что Зорге не нуждался ни в языках, ни, возможно, в документах (во всяком случае, он не получал их в Германии). Из Германии он якобы отправился в Данию, затем провел три месяца в Швеции, оттуда через Данию прибыл в Норвегию, а потом – снова в Берлин. При этом расследование немецкой полиции, произведенное в 1942 году после ареста Зорге в Токио, выявило свидетельства (весьма сомнительные, впрочем, – например, зафиксировано, что Зорге в феврале 1926 года убыл из Германии в… США) его пребывания еще и во Франкфурте в августе – сентябре 1928 года. Если не считать того, что тем летом Зорге точно был в Москве, в принципе в этом нет ничего удивительного, и Рихард действительно вполне мог встречаться в этом городе с главой ОМС Александром Абрамовым-Мировым, если бы на то была такая необходимость. Вот только к 1928 году этот советский функционер и профессиональный разведчик уже два года, как не работал в постпредстве СССР в Берлине, поэтому непонятно, какую совместную операцию могли проводить Зорге и Абрамов-Миров, как это утверждали британские исследователи, тем более, замечу еще раз, оба разведчика присутствовали в советской столице.
Весьма вероятно лишь то, что Рихард действительно вернулся в Москву через Германию, возможно (опять лишь предположения, но документов нет!), выполнив и там какие-то разведывательные задачи ОМС. Вернулся ненадолго: успев поработать на конгрессе Коминтерна, 5 октября он уже развернулся и поехал обратно, в Норвегию, где пробыл как минимум до февраля 1929 года, а потом через Данию прибыл на родину. Причем, как замечает Георгиев, Зорге вернулся в Москву сам – без вызова руководства и ведома организаторов конгресса и, вероятно, вместе с представителями скандинавских компартий в качестве их куратора от Коминтерна, которым он назначил себя сам (возможно, действительно видел, осознавал себя таковым). С партийной дисциплиной у Ики Рихардовича явно имелись серьезные проблемы, на что ему было указано: «Товарищу Зорге должно быть поставлено на вид, так как он без предварительного согласования направился в Москву», но в работе конгресса участвовать ему все-таки разрешили, и 30 июля он получил мандат с правом совещательного голоса. Сам Зорге высоко оценивал свою роль в подготовке конгресса и свое участие в его работе, упоминая о помощи в написании программы Коминтерна и вовлеченности в политические дискуссии, связанные с выступлениями оппозиции (в лице Троцкого, Зиновьева и Каменева) в качестве «личного секретаря влиятельного политика Бухарина»[109].
Никаких подтверждающих это заявление Зорге документов до сих пор не обнаружено. Правда, известно, что с Бухариным Зорге сотрудничал как минимум с октября 1926 года, чему способствовало хорошее знание немецкого языка большевистским вождем. В день же закрытия конгресса Зорге… снова отправили в командировку, и снова в Норвегию. По предложению члена ИККИ финского коммуниста Юрьё Сирола (настоящая фамилия – Сирен) поездка была утверждена с особым условием: с предоставлением Зорге в распоряжение Коммунистической партии Норвегии (КПН), дабы он мог помогать норвежским товарищам в подготовке очередного партийного съезда, имея боˊльшую свободу действий, чем в предыдущее свое посещение Норвегии. Таким образом, косвенно и прошедшим числом была признана правильной летняя инициатива Зорге, за которую его же несколько недель назад и наказали. Кроме того, раз в два-три месяца Рихард обязан был выезжать в Данию для помощи еще и датским товарищам.
Зорге попросил отпуск (в 1927 году ему не удалось отдохнуть), и ему дали две недели, пообещав еще две, если будет такая возможность. Довольно раздраженный, он на следующий день написал столь же взвинченное и даже несколько циничное письмо:
«2 сентября 1928 г.
Дорогой Сирола!
Я все же поехал в отпуск. Сначала на 14 дней, [а] если я не получу телеграмму, тогда на четыре недели. (Адрес в секретариате Пятницкого.)…