Золотой жук

Сундук был наполнен доверху, и мы должны были употребить весь день и большую часть ночи, чтобы пересчитать все, что в нем находилось. Различные деньги и драгоценные каменья были в нем набросаны без всякого порядка. Разделив все как следует, мы увидели, что ценность их превышала все наши ожидания. Считая по курсу современных денег, там было более чем 450,000 долларов одних монет, и ни одной монеты серебряной – все старинное золото разных времен: французские, испанские, немецкие червонцы, несколько английских гиней и жетонов, которых моделей мы никогда не видали. Было там еще много очень тяжелых и больших монет, но до того истертых, что нельзя было разобрать надписей. Американской монеты ни одной. Богатство драгоценных каменьев определить было гораздо труднее. Мы нашли 110 бриллиантов, из них ни одного не было маленького и некоторые были очень велики и чудного блеска; 18 хороших рубинов, 310 отличных изумрудов, 21 сафир и один опал. Все эти каменья были вынуты из оправы и брошены в сундук в одну кучу, оправа же от них была сбита молотком, как казалось, с намерением, чтобы нельзя было узнать каменьев. Кроме всего этого, находилось еще множество украшений из литого золота: около двухсот колец и серег; тридцать толстых цепочек и, если не ошибаюсь, восемьдесят три больших креста; пять драгоценных кадильниц; огромная пуншевая чаша из чистого золота с вырезанными изображениями вакханок, перевитых виноградом и листьями; два эфеса чудной работы и еще множество маленьких вещей, которых я теперь не упомню. Вес всех вещей был более 350 фунтов. Я тут еще не включаю сто девяносто семь золотых часов, из которых трое стоили по крайней мере по 500 долларов за штуку. Многие из них были старинные, и без всякой ценности как часы, потому что механика их испортилась от влияния земляной сырости, но зато все они были украшены драгоценными каменьями и имели богатую оправу. В эту ночь мы насчитали всего-на-все на полтора миллиона долларов, и когда впоследствии обратили в деньги украшения и драгоценные каменья – из которых несколько мы оставили для себя – то нашли эту цифру еще слишком далекою от настоящей.

Когда мы, наконец, окончили нашу опись и успокоились от страшного душевного волнения, Легран, видя, что я сгорал от нетерпения, чтобы узнать, как все это случилось, начал рассказ со всеми подробностями, желая удовлетворить мое любопытство.

– Вы помните тот вечер, начал он, когда я показал вам грубо набросанный рисунок жука. Вы тоже, вероятно, не забыли, как мне не понравилось, когда вы настойчиво уверяли, что рисунок мой был похож на мертвую голову. В первую минуту я подумал, что вы шутите, но как на спине насекомого были две черных крапины, то я понял, что ваше мнение могло иметь некоторого рода основание. Несмотря на это, ваши насмешки над моим рисовальным искусством выводили меня из терпения, потому что, как я уже говорил, меня и теперь считают за порядочного живописца; так что когда вы подали мне обратно кусок пергамента, я готов был смять его и бросить в огонь.

– Вы хотите сказать, кусок бумаги, – прервал я.