– Но, – прервал я, – вы говорите, что черепа не было видно на пергаменте, когда вы рисовали жука. Какое же может быть отношение между разбитым кораблем и мертвой головой, когда она, по вашему же уверению, должна была быть написана Бог знает как и кем после вашего рисунка?
– А! в этом-то и заключается вся задача, хотя, сравнительно, мне не стоило большого труда разрешить ее. Положения мои были верны и вели к одному результату. Я рассуждал так: когда я рисовал жука, на пергаменте не было видно и следов мертвой головы. Окончив рисунок, я вам его передал, и все смотрел на вас, покуда вы мне его не возвратили. Поэтому вы не могли нарисовать жука, а кроме вас здесь никого не было. Поэтому фигура эта изобразилась не действием человеческой руки; а между тем я видел перед глазами нарисованного жука!
Дойдя мысленно до этого вывода, я начал припоминать, и действительно вспомнил все малейшие обстоятельства, всю обстановку наших обоюдных действий в то время. В комнате было холодно, и, к великому счастью, сильный огонь горел в камине. Я был довольно согрет прогулкой, и потому сел у стола. Вы же придвинули стул к самому камину. В ту самую минуту, когда я вам передал пергамент и когда вы хотели взглянуть на него, Вольф, моя собака, вбежал в комнату и вскочил к вам лапами на плеча. Вы начали ласкать его левой рукой, стараясь отстранить от себя, и в то же время, правую вашу руку, в которой был пергамент, опустили между колен, к самому огню. Я думал, что рисунок мой вспыхнет, и хотел вас предупредить, но прежде чем мог вымолвить слово, вы отняли руку от огня и начали рассматривать рисунок. Взвесив все эти мелочные обстоятельства, я не сомневался ни минуты, что теплота способствовала к явлению на пергаменте фигуры черепа. Вам, вероятно, известно, что есть и всегда были некоторые химические составы, письменные изображения которых являются на бумаге, когда ее нагреют. Для этого употребляется иногда цафра, разведенная в царской водке и в четырех частях воды. Этот состав дает зеленую жидкость. Королек кобальта, распущенный в селитренном спирте, производит красную. Оба цвета эти исчезают на бумаге, но, нагревая ее, можно получить их снова.
Я начал рассматривать мертвую голову со всевозможным старанием. Линии, ближайшие к краям пергамента, вышли гораздо яснее. Очевидно, что действие жара было неодинаково. Я тотчас же засветил огонь и начал сильно нагревать каждую часть пергамента. Сначала линии, обозначающие череп, только почернели. Но потом, на другом конце пергамента, наискось от мертвой головы, показалась фигура, которую я счел сперва за козу, но, рассматривая с большим вниманием, увидел, что это был козленок.
– А! а! – сказал я, – теперь я не могу над вами трунить: полтора миллиона долларов! – вещь слишком серьёзная, но со всем тем, трудно найти отношения между вашими пиратами и козой. Пираты, как вам известно, не имели никакого дела с козами. Это касается до фермеров.
– Но я же вам сказал, что фигура изображала не козу, – прервал Легран.
– Ну, положим, козленка, это почти одно и то же.
– Почти, да не совсем, – заметил Легран. Вы, вероятно, слышали о капитане Кидде. При взгляде на фигуру животного, мне тотчас пришла мысль о иероглифической подписи, которою можно было изобразить имя капитана (
– Вы, вероятно, надеялись увидеть письмо между печатью и подписью?
– Да, что-нибудь в роде этого. Дело в том, что я имел необъяснимое предчувствие какого-то необыкновенно счастливого обстоятельства. Почему? я и сам не знаю; может быть, это было с моей стороны более желание, чем уверенность. И сказать ли? даже глупая идея Юпитера, что жук – золотой, имела сильное влияние на мое воображение. Какое странное стечение обстоятельств! Заметили вы все случайности этого дела? Нужно было, чтобы все это произошло именно в единственный холодный день в году, когда понадобилось греться перед огнем! а без огня, так же как и без вбежавшей в известную минуту собаки, я бы никогда не увидал мертвой головы, и потому не получил бы и сокровища.
– Продолжайте, продолжайте; я горю нетерпением услышать развязку.