Золотая девочка

Марта очень медленно чистит свой апельсин; Вивиан чувствует потрясающий запах, видит сочную мякоть, когда обнажается одна долька за другой. Цвет апельсина напоминает витражное стекло, драгоценный камень. Странно, Виви пыталась как-то съесть фрукт, но, почистив, обнаружила, что он совершенно высох, буквально превратился в пыль. Марта знает, как все здесь работает, а она – нет. Это несправедливо.

– Мне придется воспользоваться своим правом принять решение, – говорит Марта, отправляя в рот истекающую соком дольку апельсина и не предлагая его Виви. – Он приедет.

Бретт Каспиан приедет на Нантакет? Познакомиться с ее детьми? Не-е-ет!

Наверное, Марта не просто так приняла подобное решение. В самом начале она сказала, что Виви придется научиться ей доверять.

«Ладно, – думает Виви с большой неохотой, – я вам доверяю».

Ей, конечно, приятно, что Бретт столько всего про нее помнит. Он вспомнил, что она хотела пятерых детей и собиралась назвать их в честь своих любимых писателей!

В эту ночь, пока все спят, Виви переносится на два десятилетия назад.

На Нантакете февраль – сырой, мокрый, и ветер визжит, как пила. У Виви и Джея Пи две дочери: Уилла (в честь Уиллы Кэсер) и Карсон (в честь Карсон Маккаллерс[28]; все думают, что она мальчик).

Раньше Виви мечтала иметь пятерых детей. Какая наивность! Она сохраняет остатки душевного здоровья только потому, что Уилла в свои три года кажется взрослой, сидит в маленьком кресле-качалке рядом с большим креслом-качалкой Виви и «читает» книжки с картинками, пока мать укачивает младенца, а если тот начинает плакать, старшая дочь надевает наушники со своими детскими записями на испанском.

Двадцать три часа в день Карсон либо сосет грудь, либо плачет.

Единственный час, когда она крепко спит, наступает, лишь только Джей Пи приходит домой с работы в агентстве по недвижимости. Карсон отрубается, едва ее щека касается отцовского плеча. Это, по крайней мере, дает Виви возможность приготовить ужин.

– Уилла нас избаловала, – говорит Джей Пи.

Да, Уилла была идеальным младенцем. Мирно спала лицом вверх сначала в своей колыбели, потом в кроватке. Умела успокаиваться без соски; с удовольствием сосала грудь, но не возражала против бутылки.

У Карсон же одновременно колики и отрыжка. Она ест, срыгивает, плачет. Виви кормит ее грудью, дает грудное молоко в бутылке, дает смесь – никакой разницы, лучше не становится. Карсон больше нравится спать на животе, но какой же безответственный родитель оставит младенца в таком положении?

Бывают дни, когда Виви начинает плакать вместе с Карсон, но позволяет себе это, только когда Уилла спит.

Она старается не думать о девочках как о хорошей или плохой или даже как о простом ребенке и трудном ребенке: вдруг эти ярлыки приклеятся к ним, останутся и в подростковом возрасте, и когда дочери вырастут?

– Они такие разные, – замечает Виви. – Как так вышло?

– Обычное дело, – отвечает Джей Пи, как будто он специалист по братьям и сестрам, хотя на самом деле муж – единственный ребенок в семье, как и сама Вивиан.

Однажды вечером, когда ей кажется, что хуже еще не бывало: Карсон вопит как резаная, лицо у нее покраснело, точно помидор, у Уиллы появляется новая привычка – тихонько скулить (и это действует Виви на нервы даже сильнее, чем младенческий плач), а Джей Пи на материке сдает экзамен, чтобы получить лицензию агента по недвижимости, поэтому у Вивиан совсем нет помощи, – к ней приходит идея романа о двух сестрах. Книга появляется в голове целиком, как аккуратно завернутый подарок. «Дочери дюн».

Шарлотта и Евангелина. Их отец – рыбак, он растит их один в разваливающейся хижине в дюнах у Лонг-Понда. Одна из сестер выходит замуж за местного паренька, другая – за богатого мальчика, приехавшего на лето. Кто из них окажется счастливее?

И Уилла, и младенец засыпают далеко за полночь, но Виви все равно, она обдумывает сюжет. Когда дети наконец замолкают, она берет блокнот и ручку и заваривает себе травяной чай (ей хочется кофе, но кормящим нельзя кофеин). Виви вдыхает тишину и выдыхает слова на бумагу. Так легко и естественно. Через два часа, минута в минуту, Карсон начинает плакать, и приходит молоко, но Виви продолжает писать. Каким-то чудом дочь успокаивается сама; ночная рубашка Вивиан промокла насквозь, но ей все равно. Она продолжает писать.

Через восемь месяцев закончен черновик «Дочерей дюн». Виви писала его днем, пока девочки спали, и по ночам. Она научилась отказывать себе в сне, как люди во время войны привыкают отказывать себе в еде.