Золотая девочка

Играет псалом «Бесподобная, живая», один из самых любимых Виви. Так все-таки кто-то (Уилла) слушал, что она говорит. Они редко ходили в церковь, но Виви упоминала, что ей хотелось бы, чтобы этот псалом играл на ее похоронах.

Когда он завершается, все садятся.

Дети уместились на первой скамье, зажатые между Джеем Пи и Саванной. Все трое выглядят жалко: вялые, заплаканные.

Виви не была идеальной матерью, совсем наоборот. Уилла, например, предпочла бы кого-то вроде мамы Рипа, Тинк Бонэм – невозмутимую, элегантную, сдержанную. Виви, надо признать, не отличалась ни одним из этих качеств. Она иногда шумно ела или хрюкала, когда сильно смеялась, ругалась как сапожник, а на дороге (но только не на острове) сигналила и бесилась; навзрыд рыдала над фильмами и видео на «Ютубе» про то, как военные возвращаются на родину и без предупреждения приходят к своим детям в школу. Все это вызывало смущение Уиллы и, как казалось Виви, возбуждало легкое чувство презрения к матери.

Карсон тем временем щеголяла своим презрением как кислотно-зеленым боа из перьев. Виви все время казалось, что в глазах младшей дочери она ничего не может сделать как следует. Каждое перемирие, каждый период проявления дружеских чувств и нежности с ее стороны рано или поздно заканчивались взрывом (таким взрывом, например, стала ссора тем утром, когда Виви умерла). И тем не менее Карсон рыдает так, будто держит в руках собственное разбитое сердце.

Лео обычно стоически переносит несчастья. Когда в средней школе ему выбили плечо во время игры в лякросс, он не издал ни звука. Даже младенцем сын никогда не кричал во время прививок. У него был высокий порог чувствительности к боли и дискомфорту; сестры тискали его, рисовали на нем и наряжали. Уилла однажды уронила брата головой вниз на их гравийную подъездную дорожку. Виви думала, что Лео будет переживать ее смерть с тихой сдержанностью, но, хотя иногда ему удается собраться – он делает глубокий вдох, вытирает лицо, старается сосредоточиться, – сын постоянно раскисает снова.

«Детки мои, – думает она. – Я им нужна. От меня никогда не требовалось быть их лучшей подругой, быть классной или смешной, не требовалось готовить им все время перекусы, приносить сладости из магазина или осыпать подарками на Рождество с Джеем Пи; не требовалось возить их на пляж, подбирая по пути полдюжины друзей, хотя те прекрасно могли бы доехать на велосипедах.

Мне нужно было просто обнимать их, целовать, укачивать перед сном, читать им, говорить, как я ими горжусь и как рада, счастлива, что они у меня есть».

«Я здесь, – думает она. – Я здесь».

Виви хочется дать понять детям, что она наблюдает за ними. Может, стоит воспользоваться тычком? Как это должно выглядеть? Мимо церкви пронесется машина, из которой будут доноситься звуки песни Spirit of the Night? Или внезапно разразится буря с громом и молниями?

– Я хочу воспользоваться тычком, – заявляет Виви, – чтобы дети поняли: я здесь.

– Я бы на вашем месте подождала, – советует Марта. – Может, в дальнейшем они будут нуждаться в вашей помощи.

– Вы что, не видите? Они уже нуждаются в моей помощи.

– Они в порядке, – заверяет Марта. – Это нормально.

Может, она права: их мать умерла неожиданно, без предупреждения, не дав им времени с ней проститься.

Вот только Виви прекрасно понимает, что они сейчас испытывают.

В мгновение ока она переносится из этой церкви на скамью в первом ряду католической церкви Святого Иоанна Боско в Парме, штат Огайо. Сегодня 18 февраля 1987 года. Виви семнадцать лет, она учится в последнем классе школы. Заявления в университеты уже написаны и отправлены, а ее отец покончил жизнь самоубийством в семейной машине – универсале «Форд-Кантри-Сквайр» 1982 года выпуска – в гараже их дома.

Смерть папы – это не только трагедия (гибель человека в расцвете сил), но и скандал. Все в церкви, в округе, среди знакомых перешептываются. Почему он это сделал? Была прощальная записка или нет?

Записки не было, и не было никакого объяснения.