Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Калмыки собрались перед воротами и горячо что-то обсуждали. Таран нужен – ворота пробить, а вокруг – голая степь, только кустарник кое-где растет. Для тарана же толстое и тяжелое бревно нужно, да не абы какое, а из дерева прочных пород – дуба, лиственницы. Татары такое дерево с одного края железом для прочности оковывали и на специальном устройстве иногда возили – с колесами. Таран был подвешен на цепях, и навес из досок сверху – для защиты от стрел и камней. Приспособления эти им передали генуэзские инженеры – так же как и передвижные башни для штурма городов. Не очень жаловали татары такие изобретения, их излюбленной тактикой было: налететь внезапно, похватать трофеи, взять пленных – и сразу назад, пока другие русские князья с дружинами не подоспели. Открытого боя степняки старались избегать. Потери велики, а трофеев мало, а то и вовсе нет, если противник сильнее и удачливее: ведь иногда самим бы успеть убежать с поля бранного – как с Куликова поля.

У калмыков, детей степи, организация войска была хуже татарского. Они переняли, что подглядеть удалось, но до всяких инженерных приспособлений и механизмов не снизошли – сковывают они конные налеты. И излюбленный татарский способ взобраться на стены по копьям использовать невозможно, поскольку стены у монастыря не деревянные. Даже зажженными стрелами воспользоваться нельзя – камень не горит.

Долго толкались калмыки перед воротами, пока с надвратной башни не грянул пушечный выстрел. Оказывается, в монастыре пара медных пушек имелась, но Никита раньше об их существовании не догадывался.

Стена, на которой стояла пушка, окуталась дымом. Видимо – стреляли свинцовой картечью или каменным дробом. Дистанция в сотню метров невелика, а пушкарь был умелым, и наземь с коней попадали сразу с десяток всадников.

Для калмыков наличие пушки в монастыре стало полной неожиданностью – как и для самого Никиты. Воинственный пыл у степняков сразу поубавился, и калмыки удалились от городских ворот шагов на триста. Как на лошадях, с луками, копьями и саблями штурмовать высокие каменные стены, да еще и на пушки идти? Поневоле задумаешься.

Выстрел одинокой пушки как будто бы стал сигналом. Со стороны Астрахани сразу раздался пушечный залп, а потом – несколько разрозненных выстрелов. Далее – интенсивная стрельба из мушкетов.

Стрельцы знали свое дело, и нападавшие, понеся большие потери, отошли. Как в поговорке: «Видит око, да зуб неймет». Вот он, город, рядом, а ворваться не удается.

Калмыки расположились лагерем. Они разожгли костры и пустили пастись лошадей.

Василий тяжело вздохнул.

– Ты чего? – удивился Никита.

– Видимо, надолго осада. А я только вчера вечером в лимане сети поставил – как раз перед вечерней молитвой. Думал – сниму утром, ухи с братией поедим.

– Так рыба в сетях еще живая!

– А как сети снять? Своя голова дороже.

Все верно, из монастыря сейчас не выйти.

Меж тем калмыки чувствовали себя, как в родной степи. Они приволокли откуда-то баранов, зарезали их и, ободрав шкуры, стали жарить их над кострами целиком, целыми тушами. Запах баранины ветром доносило к монастырю. Большинство монахов не ели перед боем и теперь исходили слюной.

– Не повезло селянам, – заметил Василий, не отрывая глаз от жарившихся баранов. – Кто-то скот пас, не успел угнать домой или в укромную балку. Теперь все сожрут и костьми не подавятся. Тьфу!

Один из калмыков неосторожно, шагов на двести подошел к монастырю. Тут же монах Евстафий вскинул лук, щелкнула тетива. Все сразу повернули головы к калмыку. Попал! Стрела вонзилась степняку между лопаток, и он упал. Вражина!

Монахи радостно завопили. Но и степняки стали держаться осторожнее. Их разъезды постоянно объезжали монастырь, следя за тем, как бы кто-нибудь не выбрался из него, только держались метрах в трехстах – чуть дальше полета стрелы.

На стене засуетилось несколько монахов. Потом все дружно разбежались, и только один остался, нагнувшись. Никита со своего места не видел, что он там делает. А монах поджигал раскаленным на огне железным прутом порох на полке.

Грянул пушечный выстрел, облаком дыма затянуло монаха и пушчонку. На этот раз канонир стрелял ядром, да так метко! Ядро угодило в калмыков, сидевших у костра и поджидавших, когда поджарится мясо.

– Не воруй чужого! – погрозил со стены Василий. – Накажем!

Чугунное ядро убило нескольких человек, а других покалечило. Уж очень плотно сидели, не вытерпел пушкарь.

Монахи точное попадание отметили взрывом воплей, показывая степнякам неприличные жесты. Но те к кривляньям и крикам относились равнодушно.

Оставив дозорных, братия отправилась на полуденную молитву и обед.

До самой ночи ничего не происходило, и монахи уверовали было, что степняки, видя перед собой неприступную твердыню, отступятся. Но далеко за полночь загудел колокол, закричали дозорные, призывая к оружию.

Своровав где-то лестницы, калмыки под покровом ночи отважились на штурм. Они выбрали самое низкое место у стены, приставили лестницы и полезли.