Дороги в окрестностях Москвы развезло, расквасило. Днем они были вообще непроезжими, лишь под утро торговые люди еще пробирались с товаром да крестьяне с припасами с огородов и полей, что летом собрали. Полозья саней ломали замерзшую за ночь ледяную корку, проваливались в ледяную кашу, и лошади выбивались из сил, волоча за собой сани с грузом.
Но и купцы своего упустить не хотели. Еще неделя-другая – и на санях уже не проедешь, как и на подводе, а реки льдом скованы, суда на берегу своего времени ждут. Кто не успел за зиму запасов сделать – вовсе беда. Только торг и выручал, однако же цены на нем поднялись: за труды да за риск купцы свою копейку получить желали.
В распутицу все старались дома сидеть, даже городские – на улицах слякоть и грязь непролазная.
Но по мере того, как сходил снег, из-под него появлялись кучи мусора, а иногда и трупы. Кто замерз по пьянке, не в силах добраться до дома после царева кабака, кого за медный грош разбойники жизни лишили. Убивали-то бедных – богатые на возках ездили, с охраной из добрых молодцев. И с каждой такой находкой по городу слухи ползли, перевирались, украшались жуткими подробностями.
В один из промозглых, не по-весеннему холодных дней на прием к Никите заявился невзрачный человек. Понять по одежде, кто он такой, не получалось.
– Как звать-то? Чем на жизнь промышляешь? – поинтересовался Никита.
– Головы рублю, палач я, – скромно представился пациент.
Никита невольно отодвинулся – так близко палача он видел впервые. Даже как-то не по себе стало. Встретились две противоположности: он, Никита, людей лечит, старается жизнь им спасти, а напротив него сидит человек, лишающий их жизни, – как белое и черное. Да ладно бы еще – жизни лишал, так ведь он еще и пытает несчастных на допросах. На дыбе подвешивает, суставы выкручивает, ноздри рвет, языки отрезает – прямо страшное кино, только реальное.
Видимо, палач узрел на лице Никиты отвращение или брезгливость и сказал обиженно:
– Работа как работа, не хуже других иных. А звать меня Антипом.
– Ну ладно, Антип, – слегка усмехнулся Никита, – рассказывай, где, что и как болит.
Никита не делил пациентов на бедных или богатых, мужчин или женщин – каждый человек хочет быть здоровым. Но палач? Его руки в крови не по локоть даже – по шею! Да, бывают болезни неприятные, дурно пахнущие, вроде гнойников, даже смердящие невыносимо – как остеомиелит со свищом, или внешне выглядящие не просто ужасно, а тошнотворно. Неподготовленный человек после таких зрелищ в обморок упал бы или не ел неделю.
Никита же воспринимал это как данность. Человек не виноват, что с ним приключилась беда. А вот сейчас пересилил себя с трудом. Это каким же каменным сердцем нужно обладать, каждый день пытая людей или рубя им головы? Наверное, для такой службы надо вовсе не иметь нервов, сострадания, милосердия и много чего еще.
Все-таки он собрался и осмотрел палача.
По жалобам, симптомам и при осмотре он заподозрил опухоль желудка. Был один признак, знакомый еще врачевателям Древней Греции: человек начинает испытывать отвращение к мясной пище, хотя раньше вовсе не был вегетарианцем.
– Оперировать тебя, Антип, надо. И чем скорее, тем лучше. Похоже, опухоль у тебя внутри.
Антип сразу поник. Что такое «рак», он явно не знал, но предстоящая операция пугала. Слишком много боли он причинял другим и потому боялся боли сам.
Никите даже интересно стало. Наверняка у него семья есть, дети. Вот как он, отмыв от чужой крови руки, приходит домой, целует жену, гладит этими руками детские головы? Для него это было дикостью.
Однако Антип взял себя в руки и стал расспрашивать, больно ли это, сколько стоит, и задавал еще массу других вопросов. Причем вопросы не сильно отличались от тех, которые задают в аналогичных ситуациях пациенты в двадцать первом веке – суть человеческая одна.
Выяснив все, Антип обещал подумать и ушел, а Никита вздохнул с облегчением – для него общение с палачом было тягостным. Он даже подумал – а не плюют ли вслед Антипу горожане? Только потом дошло, что палачи надевают на голову капюшон с прорезями для глаз, чтобы их потом не опознали. В других странах – той же Франции, например, были целые династии палачей. На Руси про такую преемственность Никита не слышал. Неужели на эту мерзкую службу люди идут добровольно, за деньги? Да и не такие большие деньги должны палачу платить. Наверняка бояре, ведавшие Пыточным приказом, сами в душе палачей презирали, хотя понимали их нужность для Приказа.
Никиту редко что могло удивить или шокировать, но встреча с палачом просто выбила его из колеи. Даже Иван обратил внимание:
– Что-то случилось?
– Неможется что-то, голова разболелась, – соврал Никита.
– Лучше всего отдохнуть. Ты, Никита, перетрудился. Шутка ли – за седмицу восемь операций.
Говоря по совести, оперировать палача Никите не хотелось – ну не лежала душа.
Антипа не было несколько дней. Никита успокоился и даже решил, что это к лучшему. Только не зря поговорка есть: «Вспомни черта – он и появится».
Около двух часов пополудни Антип явился и уселся на лавку напротив Никиты.