Значит, до ночи?

– Он схож с нашим. Во всем идентичен… – Подумав, добавил. – Это роман о мире, где бьют в спину зазевавшихся мечтателей, романтиков, засмотревшихся на луну, где люди, как им кажется, стремятся самосовершенствоваться только для из-за того, что боятся стоять на месте…

– Я поняла, – тихо попросила закончить Карина. – Это роман о несчастных душах. Скажи, в нем есть наши образы?

Я долго молчал, стойко выдерживая направленный снизу взгляд полный надежды, которому только предстояло разбиться. Впрочем, разбиваться нечему: так блефуют разве что в театре, чтобы хоть как-нибудь завладеть вниманием и эмоциями зрителей.

– Знаешь, что мне сейчас вдруг показалось? Если мы сейчас отпустим друг друга, то один шаг, разделяющий нас, обратится в настоящую пропасть…

– Я так и думала, – обречено, явно переигрывая, объявила она, крепче прижимая меня к себе.

И вот объявление застигло врасплох и нас: ожидающие ломанулись, осаждая турникеты, мы же продолжали стоять – в нашем распоряжении числилось минут десять.

– Не хочу уходить, – говорила она. Мысль, что мы можем выглядеть странно, никак не смущала нас. – Давай заведем кошку? И назовем его Ниточкой? Она будет красивым метисом с длинной шерстью.

– Ну и бред же лезет в голову, – улыбаясь, поощрял ее желания я.

– Перед самым отъездом всегда так. Эти желания быстро исчезают, если их не удерживать…

– Знаю, но почему-то мое желание вдруг уезжает.

Мы простояли несколько минут в молчании. Разговоры лишние, когда чувствуешь, будто вот-вот завершится глава, отчего сердце сжимается и давит жалостью на руки, которые могут схватить, ноги, которые могут догнать… Вся беда в том, что любые попытки остановить смешны и бессмысленны.

Уже в третий раз прокрутили объявление о посадке на поезд.

– Пора идти, – неохотно проговорила Карина и отцепилась от меня. Как я и предполагал, земля тут же раскололась под ногами, образовав пропасть, я знал, что она чувствует то же самое, во всяком случае, невеселое лицо ее на то указывало. – Я буду звонить по вечерам. И писать в свободные минуты, а свободы у меня будет вдоволь, – обещала она, перенимая ручку чемодана.

– Нет уж, набирать буду я.

– Как пойдет, – скромно хихикнула она, все еще стоя напротив, уставив карие глаза, с которых в любой момент грозилась сорваться слезинка. Она словно ожидала чего-то, словно какое-то мое решение перевернет сегодняшний день, направит его течение вспять, или… Мы оба знали, что ожидание это слишком глупо, хоть и вместе тянули его за лямки.

Имеют ли звонки хоть какое-нибудь значение, если не в силах заделать реальные пропасти? Имеют! Это только сейчас хочется большего: не отпускать ее, пока не ушел поезд, а потом, когда она уедет, я с замиранием сердца буду верно ждать заветный гудок или щелчок уведомления… Или, не выдержав, сорвусь, наберу сам, чтобы только услышать ее голос, улыбаться и говорить обо всем, как дети…

– Ну, я пошла, – скромно выдала та, еще не решившись точно.

– Я буду ждать.

Сунув руки в карманы, я провожал взглядом ее тонкую фигуру, ноги чьи, казалось, вот-вот запнутся друг о друга и повалят тело на белую плитку. Пройдя через турникет, Карина оглянулась, по-детски помахала маленькой ручкой и затем поспешно вышла на перрон, словно разыгравшуюся мелодраму она более не в силах выносить.

Конечно же, прощаться сложно, даже на столь короткий срок, но, может, мы преувеличивали? Не знаю, да и знать не шибко-то хотелось: этот вопрос не занимал.

Медленно, как бывает, когда от души вдруг отходят питающие силой воды, когда из-за отсутствия идей или из-за того, что прошлые идеи начинают казаться не такими уж уникальными и значимыми, когда не знаешь, чем заняться дома, и потому растягиваешь время протяжной прогулкой, покинув вокзал, я поднял голову к небу: темная завеса, кажется, только больше почернела. В центре площади Ленина весело плескались светлые фонтаны. Потоки людей и машин все куда-то спешили, четко визуализируя преследуемые цели.

Я спустился в метро. Поезд уже, наверное, отчалил, с огорчением, предвещающим уныние, подумал я… На эскалаторе, где-то ближе к середине, резко и болезненно пронзил навылет знакомый аромат: всеоткрывающий ключ проник в самую глубинку подсознания, вскрыл самый надежный замок, удерживающий самое сотрясающее, что только случалось в жизни. Духи. Их аромат – то ли приторно-сладкий, то ли терпкий… я никогда не мог описать его, – тянулся протяжным шлейфом. Она стояла где-то ниже, может, нас разделяла всего лишь пара ступенек… Я всматривался, пытаясь отыскать ее, но женская голова незнакомки передо мной с длинными, объемными, кудрявыми волосами отсекала любую попытку. Но она точно стояла ниже! В чем я не смел сомневаться. И все же извернулся, разглядел какие-то каштановые волосы, признал в них те самые волосы, слепо поверил…