Змея, крокодил и собака

Открытый сарай, покрытый связками тростника, когда-то служил приютом для скотины, о чём говорили разбросанная солома и другие свидетельства. Беспорядочный ряд пыльных тамарисков наполовину скрывал заднюю часть особняка. Виделось ещё одно строение: небольшое, без окон здание площадью около десяти футов. В отличие от всего остального, его явно не так давно ремонтировали. В стенах не было пробелов, каждую щель заполнили свежей штукатуркой, отличавшейся более бледным оттенком от старой серо-коричневой поверхности. Плоская крыша была сплошной, а не покрытой тростником вперемешку с раствором, как делалось везде.

Значит, внутри находилось нечто ценное – иначе с чего бы владельцу собственности принимать подобные меры предосторожности? Надежда придала новые силы моим ослабевшим конечностям. Абдулла недовольно заворчал, когда я всем весом налегла ему на руки. Я уже собиралась перелезть через ограду, потому что ликование на мгновение преодолело благоразумие, но внезапная мысль отрезвила меня. Неужели такая ценность останется без охраны? Я видела только две стены – заднюю и одну из боковых. Окон не было, но в одной из стен, недоступных моему взору, должна находиться дверь.

Я жестом приказала Абдулле опустить меня. Он с видимым удовольствием последовал моему распоряжению. Он сильно вспотел – и не только от моего веса; ожидание подтачивало его жизненные силы точно так же, как и мои.

Я быстро описала картину.

– Очевидно, имеется охранник, – прошептала я. – Ты можешь скользить, как тень, Абдулла?

Старик поднёс руку к отвороту халата.

– Я займусь охранником, ситт.

– Нет, нет! Нет, если можно обойтись без этого. Он может закричать и всполошить других. Лучше всего подняться на крышу. Там есть какая-то дыра...

– Сначала пойду я, – сказал Абдулла, не отнимая руку от груди.

На сей раз я не стала спорить.

Повеял вечерний бриз, шелестя тростником и перемешивая листья. Тихие звуки смешивались с негромким шумом, которого нам не удавалось избежать. Но мало что было слышно, поскольку Абдулла, несмотря на свои размеры, скользил по стене и поверх неё, как тень, о которой я упоминала. Он задержался, чтобы поднять меня. Как только я добралась до вершины, мы без задержки подкрались к зданию. Оно было небольшим – вроде конуры для собаки или какого-то другого зверя. Абдулла помог мне залезть и последовал за мной на крышу.

Внизу находился охранник. Хотя мы передвигались очень тихо, но что-то, очевидно, заставило его насторожиться; я услышала бормотание и шелест ткани, когда он поднимался, а затем – мягкий топот босых ног. Мы спрятались за низким парапетом и затаили дыхание. Он обошёл здание по периметру, но особенно не приглядывался и не поднимал головы; люди редко смотрят вверх, когда что-то ищут. Наконец он успокоился и зажёг сигарету. Дым поднялся тонким серым завитком, колеблющимся на ветру, как извивающаяся змея. И только тогда мы осмелились подползти к чердачному окну. Его закрывала ржавая решётка, чьи перекладины находились так близко друг к другу, что в промежутки едва можно было вставить палец.

Я даже не пытаюсь описывать свои ощущения. Величайший из литературных гигантов не смог бы передать всю их силу. Я прижалась лицом к ржавой металлической поверхности решётки.

Внутри было не совсем темно. Имелось ещё одно отверстие – узкая щель над дверью в стене напротив нас. Через него проходило достаточно света, чтобы я увидела внутренность вонючего логова. Стены были голыми и без окон, пол – утрамбованной землёй. Ни покрывала, ни ковра, только какой-то плоский квадрат – возможно, циновка. Мебель состояла из стола, заставленного кувшинами, горшками и другими предметами, назначения которых я не могла определить, одного стула – довольно неуместного в этой обстановке, поскольку он представлял из себя удобное кресло в европейском стиле, обтянутое красным плюшем – и низкой кровати. На ней неподвижно лежал мужчина.

Лицо Абдуллы было так близко к моему, что я почувствовала, как его дыхание обжигает мою щёку. Затем заходящее солнце протянуло золотую руку через зазор над дверью, освещая комнату. Мне не нужен был свет, чтобы узнать ЕГО. Я узнала бы эти черты, ощутила бы его присутствие в самую тёмную ночь. Но если бы у меня не перехватило дыхание, я бы не смогла сдержать крик, увидев знакомое лицо – знакомое, но так ужасно изменившееся.

Борода, истреблённая по моему указу, вернулась, размыв твёрдые линии челюсти и подбородка, покрыв зарослями щёки. Закрытые глаза запали, скулы выдавались вперёд, будто брусья. Открытая рубашка обнажала горло и грудь.