Злодей. Полвека с Виктором Корчным

Шестеренки, пришедшие в движение в далеком 1944 году, когда он боролся за выполнение нормы второго разряда в ленинградском Дворце пионеров, продолжали вращаться до конца. Остановить или, на худой конец, ослабить их ход он не умел, да и не хотел. И не испытывал удовольствия от того, что можно не думать о проблемах во французской или испанской, не сокрушаться от того, что нет приглашений на турниры, не страдать от грубых зевков, просрочек времени, что можно просто лечь на диван и наконец почитать Достоевского…

Он вошел в собственную старость с приоритетами, бывшими у него самого двадцатилетнего, когда всё в жизни было подчинено шахматам. И продолжал играть, играть, играть, удивляясь, что организм не справляется с уже непосильными для него нагрузками.

Рабам на галерах обрубали большой палец: грести еще можно, а вот бросать копье – уже нет. Игра в шахматы в старости напоминает этот жестокий обычай, но Виктор Корчной пытался бросать копье и с обрубленным пальцем и ужасно раздражался, когда это у него не получалось.

Шахматы были для него укрытием, домом, защищавшим и гревшим его. Теперь в этом доме протекла крыша, обвалилась штукатурка, отсырели стены, но покинуть его он не мог, потому что без этого дома – ему не было жизни.

Позвонил 28 августа 2003 года после опена в Вене, где разделил 17–23-е места, проиграв белыми в последнем туре мастеру, уступавшему ему в рейтинге почти двести пунктов. Был очень возбужден:

– Не знаю, что происходит: я начинаю играть как ребенок. Как ребенок! Вы видели последнюю партию? Да нет, что вы, я не был в цейтноте. ОН, ОН был в цейтноте, у меня было полно времени! ОН волновался и дергался, а я… Я тоже стал играть быстро, как будто я в первый раз сел за доску! Невероятно! Энергия? Энергия у меня есть, мне не хватает нервов. А может, всё из-за того, что я стал играть новые дебюты? Может, в моем возрасте не следует играть новое? Начинать играть новое в семьдесят два года! Вы знаете, если сейчас подобьют бабки, мой рейтинг опустится до 2585… У меня никогда не было такого низкого Эло! Ну при чем здесь Сампрас? Сколько ему лет? А я-то ведь уже больше полувека играю в шахматы. И вообще, почему этот ваш Сампрас объявил, что кончает играть? Мог бы еще продолжать, ну не в Уимблдоне, так в первенстве штата Огайо – или где он там живет? А меня, между прочим, еще в настоящие турниры зовут. И в Греции, где буду играть за Петербург, и в Пловдиве – за Швейцарию…

Впрочем, и выступление два месяца спустя на командном чемпионате Европы в Пловдиве не принесло облегчения. Позвонив 23 октября, снова жаловался:

– Я впадаю в детство! Да что в детство, я и в детстве так не играл. Вы не можете представить себе, насколько я был плох, очень, очень плох. С Аталиком перешел в проигранный пешечный эндшпиль… Сам, добровольно перешел… Нет, цейтнота не было, это у него был цейтнот… А как я проиграл Александрову? О Раджабове уже не говорю – я переиграл его совершенно, но потом что-то произошло и в конце проиграл на 42-м ходу… А с Шировым? Он сделал ход, позиция была примерно равная, схватился за голову и убежал, я же, как ребенок, тут же поддался и отдал фигуру. Такой трюк, знаете ли, он сделал в стиле старых мастеров. А партию, которую я выиграл у бельгийца, видели? Знаете, что он сдался в выигранной позиции? Я думал, что всю партию отлично вел, прямо как молодой, вскрыл линию «g», активность, напор, атака. Так и пребывал в эйфорическом состоянии, пока мне не сказали, что в позиции, где бельгиец сдался, я проигрывал…

Но очередной успех возвращал его, пусть и не надолго, в привычное состояние. В середине июня 2004 года победил в двухкруговом турнире, где вместе с Портишем и Белявским играли молодые венгерские гроссмейстеры. Тут же позвонил, чтобы сообщить:

– Знаете, я выиграл 26 очков Эло.

– Так что ваш коэффициент теперь 2610…

– Да, что-то в этом роде. Маловато, конечно, но хоть взгляд не корежит…

В самом конце того же года и начале следующего набрал 4,5 из 9 в норвежском Драммене (2004/05). Заметил после турнира:

– Играю 120 партий в год, каждый третий день. Эко дело, силы есть, но вот честолюбия уже не хватает…

В действительности всё было наоборот: не хватало сил, а честолюбие у него совсем не уменьшилось. Вспомнилось, как острый на язык Петросян сказал однажды: «С честолюбием Корчного я бы вечно оставался чемпионом мира». В этой шутке тоже объяснение шахматного долголетия Виктора Корчного. Но не полное объяснение. А полное заключается в том, что обручившись с шахматами еще в юношеском возрасте, он играл в них со страстью, с исступлением, и они значили для него больше, чем для кого-либо, кого я знал в мире игры. А знал я многих.