Злодей. Полвека с Виктором Корчным

Позвонил 17 декабря 2003 года и вдруг стал говорить о Петросяне, о его статье в «Советском спорте» почти тридцатилетней давности. Помню, насторожился: к чему это он вдруг сам заговорил о человеке, фамилию которого даже избегал произносить? Причина обнаружилась очень скоро:

– Я тут получил приглашение на турнир памяти Петросяна в Москве в следующем году. И знаете, как я ответил на приглашение?

– Откуда мне знать?

– Я согласился! – с вызовом. – И знаете почему?

– Не знаю…

Начал рассказывать повторенную потом не раз и крайне сомнительную историю, будто бы незадолго до смерти Петросян покаялся кому-то, решив очистить душу, и сожалел о зле, причиненном ему, Корчному. Правда, тут же заговорил настоящим голосом:

– Не знаю, испытывал ли он действительно угрызения совести. Не думаю. По-настоящему угрызения совести он испытал в Чокко, когда на ровном месте, в выигранной позиции грубейшим, немыслимым образом зевнул, кхе-х, кхе-х… ладью!

Подумал еще тогда: он согласился бы играть в шахматы не только в турнире памяти его заклятого врага, но и с самим чёртом: и хвостик у того, если разобраться, такой симпатичный, да и не виноват же чёрт в конце концов, что природой рожками наделен…

Расскажу о случае, коснувшемся лично меня, причем в период, когда у нас были вполне нормальные отношения.

В Вейк-ан-Зее (1987) играли мы оба. У меня – отложенная с Львом Гутманом. Позиция – хуже, доигрывание, как это было принято тогда, – утром следующего дня. В пустом зале Корчной внимательно следит за ходом нашей, единственной партии. Когда она закончилась вничью, подошел ко мне:

– Вы хорошо защищались.

И в ответ на мой вопросительный взгляд:

– Видите ли, Гутман попросил вчера вечером посмотреть позицию, и мы анализировали ее несколько часов. Если бы вы первым подошли, то я анализировал бы с вами.

Не то чтобы оправдываясь, а просто констатируя факт… Через несколько дней подошел за завтраком в ресторане:

– Геннадий Борисович, у вас сейчас есть время?

– А что?

– Да вот у меня отложенная с Ногейрасом – и, знаете ли, занимательная позиция. Вы не взглянули бы?

Наряду с утренними доигрываниями был и специально отведенный для этого день. Я – по возможности жестко, давая понять неуместность такой просьбы, но и не в силах прямо сказать об этом:

– У меня самого отложенная…

Он – как ни в чем не бывало:

– Тогда я продиктую отложенную. Может быть, после того как вы проанализируете свою, на мою взглянете?

И тут же:

– Или завтра утром встретимся? Что думаете?

– Да нет, завтра тоже не получится.

Насупился. Но, выиграв в последнем туре, на закрытии снова подошел, довольный:

– Вчера сел готовиться к Запате часов в шесть. Думал – посмотрю часок-другой и пойду поужинаю. Когда на часы взглянул, было двенадцать часов ночи…

Всё написанное о нем изучал очень тщательно и не забывал ничего. Позвонил как-то:

– После чтения последнего номера New in Chess у меня создалось впечатление, что меня списали… Да, списали, вывели в тираж вместе с моими партиями. Почему? А вот, в статье, посвященной будапештскому гамбиту с ходом g5, нет моей партии с Юхтманом в 1959-м в Тбилиси, а в другой, о Грюнфельде с g3, отсутствует моя партия, сыгранная в том же году в Варшаве. Нет, я проверил по базе данных, обе партии там имеются. Нет, нет, я в претензии не к вам (автор этих строк был тогда главным редактором теоретических книг издательства New in Chess. – Г.С.), а к тем, кто писал эти статейки… Или вот, в том же номере статья Роусона обо мне. Потрясающая! И как написана! Но в ней Роусон приводит слова Шорта обо мне из Sunday Telegraph: «Cantankerous old git». Вы знаете, мой английский достаточно хорош, и слов я знаю много, но здесь понял только слово old. Полез в словарь и слово cantankerous нашел – сварливый, ищущий скандала, а вот слова git нигде не нашел, даже в большом Оксфордском словаре. Но догадываюсь, что это что-то вроде мудака, так что всё вместе получается – «сварливый старый мудак». М-да, а ведь я с Шортом всегда хорошие отношения имел… Вы случайно не знаете, что слово git означает?..

Проконсультировавшись, перезвонил ему и с сочувствием, но почему-то и не без удовольствия скорбно подтвердил:

– Виктор, вы правы: по-английски слово git действительно означает мудак…

Правда, позднее еще более знающие люди, настоящие англичане уточнили, что old git – не столь уж резкое выражение, а скорее добродушное, типа старпер.

Возвращение строптивого