Когда я небрежно бросил, что это экивок на стихотворение Державина «Снегирь», написанное на смерть Суворова, только пристально посмотрел на меня и покачал головой.
У него была быстрая реакция и своеобразное чувство юмора, зачастую довольно едкое. На банкете по случаю окончания Олимпиады в Лейпциге (1960) Ботвинник предложил тост за победу и подошел к нему:
– Виктор, давайте выпьем коньяку. Это хороший коньяк, армянский – как ваша жена!
Белла Егишевна Корчная, в девичестве Маркарян, была армянкой… Корчного почему-то это задело, и он мгновенно парировал:
– Да, это старый армянский коньяк – как ваша жена!
Гаянэ Давидовна Ботвинник, урожденная Ананова, тоже армянка, была значительно старше Беллы… Ботвинник обиделся, сообщил об этом руководителю советской делегации, и Корчному пришлось извиняться перед Патриархом.
Как-то, воспользовавшись хорошим настроением Виктора, задал ему вопрос из анкеты Макса Фриша:
– Хотели ли бы вы быть вашей собственной женой?
Засмеялся:
– Единственное преимущество здесь я видел бы в том, что муж часто на турнирах бывает, а жена одна дома остается!
Спросил его, когда писал о Гуфельде, об их встречах за доской и вне ее. Он начал в очень характерной для него манере:
– Сыграли мы немало партий, а проиграл ему только одну. Было это в 1958 году, на полуфинале первенства страны в Ташкенте. Я не любитель подобных объяснений, но, поверьте, зуб у меня перед партией разболелся настолько…
Стала шахматным фольклором и фраза Корчного, брошенная Гуфельду на межзональном турнире в Тунисе (1967). Когда Эдик, получив сообщение о присвоении ему гроссмейстерского звания, радостно бросился к Виктору с криком: «Коллега! Коллега!» – тот только мрачно буркнул: «Дамянович тебе коллега!» (тогда высшим званием в шахматах владели очень немногие, и югослав Мата Дамянович считался довольно посредственным гроссмейстером).
В середине восьмидесятых годов молодой Джон ван дер Виль сначала догнал меня по рейтингу, а затем и вытеснил со второго места в голландской табели о рангах (первую строчку неизменно занимал Ян Тимман).
– Хотите снова занять свое место? – как-то спросил у меня Виктор, наблюдая за партией Джона и осуждающе качая головой. И, не дожидаясь ответа:
– Попробуйте с полгода не поиграть в шахматы, глядишь, и опередите ван дер Виля!
В постсоветском Питере, когда Корчной после лекции отвечал на вопросы, у него спросили: «Как играть белыми против французской защиты? И как – против сицилианской?» И здесь долго не раздумывал: «Знаете что? Играйте лучше 1.d2-d4».
Уже справив восьмидесятилетие, сокрушался, что из-за постоянных фанатичных занятий шахматами забросил чтение и Достоевского так в своей жизни и не прочел. Вспоминал: «Я ведь стихи когда-то в кружке читал – мне просто не дали на сцене выступить: объяснили, что дикция у меня плохая…» И неожиданно продекламировал стих полузабытой поэтессы Анны Барковой, творчество которой стало известно только после перестройки:
Стихотворение несколько напоминает Некрасова, поэзия которого так нравилась шестикласснику Вите Корчному. Его литературные предпочтения не изменились, они затвердели вместе с артериями; в поэзии он не понимал полутонов, задумчивости, той необъяснимости, которая и создает поэзию. Всё должно быть ясно и понятно, и то, что из всех стихотворений Бродского он выбрал одно из самых реалистических, с очевидной политической подкладкой, – тоже не случайно.
Но и в жизни был далек от сентиментальности. В начале 2004 года я где-то увидел занятное объявление: «Первого апреля в казино “Космос” состоится традиционный турнир – чемпионат мира по шахматным поддавкам, посвященный 85-летию газеты “Московский Комсомолец”. Среди приглашенных – вице-чемпион мира Виктор Корчной».
Возбужденный, позвонил ему: