Злодей. Полвека с Виктором Корчным

Кто-то, сортируя рецензии на собственную биографию, заметил: «Они называют меня откровенным. Если бы они знали, сколько всего я еще не рассказал». Корчной пишет о многих случаях «сплавов», заговоров и обманов в советских шахматах, «забывая», что в чемпионате Ленинграда 1950 года ему «проиграл» Анатолий Лутиков, а несколько месяцев спустя в финале всероссийского турнира памяти Чигорина (1951) Виктор «честно» вернул тому полученное очко.

Петросян, боровшийся с Талем за победу в чемпионате страны (Тбилиси 1959), предложил Корчному помочь в анализе отложенной партии со своим конкурентом. Комментарий Корчного: «По-моему, это было очень некрасиво, я бы на месте Петросяна так никогда не поступил. Но на своем… отказаться от квалифицированной помощи у меня не хватило сил. Вдвоем мы нашли путь к выигрышу, который я на следующий день Талю и продемонстрировал. А потом появилась группа грузин – они просили меня обыграть Петросяна. Я бы с удовольствием, но к его манере игры я не мог приспособиться много лет. Но попытка была предпринята».

Межзональный турнир в Стокгольме (1962) блестяще выиграл Бобби Фишер. Попав в последнем туре в проигранную позицию с аутсайдером Даниэлем Яновским, Корчной все-таки сделал ничью и вышел в кандидатский турнир. Его комментарий: «Мне показалось, что Яновского готовил к партии Фишер. Как противника в турнире претендентов, он меня побаивался…»

А эпизод с концовкой турнира в Гастингсе (1971/72), где Корчной в итоге разделил первое место с Карповым? В последнем туре, чтобы догнать конкурента, Карпов должен был выиграть отложенную позицию у англичанина Маркленда. И Виктор раздумывал, что делать: «Помочь Маркленду? Я вспомнил подвиги Петросяна… Нет, у меня своя гордость! Пока Карпов за стеной анализировал свою позицию, я нарочно шумел у себя в комнате, давая ему понять, что меня, кроме музыки, ничто не занимает».

Все эти примеры не столь рисуют портрет самого Корчного, сколь погружают читателя в особый мир советских шахмат, не отягощенный принципами и моральными категориями.

В конце 2003 года Виктор работал над расширенной версией своих воспоминаний и нередко звонил мне, чтобы уточнить те или иные события либо просто посоветоваться. Порой мой факс выбрасывал длиннющие рулоны бумаги, исписанные его характерным почерком.

Хотя он и жаловался, что пишет с трудом, не больше одной-полутора страниц в день, к перу его тянуло – пусть это занятие не шло, по его меркам, ни в какое сравнение с практической игрой, даже с сеансами, с живым прикосновением к фигурам. После выхода воспоминаний, отвечая на вопрос, собирается ли продолжать писать, сказал:

– Вообще-то людям нравятся мои книги, но если я начал хорошо писать – значит, грош мне цена как гроссмейстеру!

Рассказал ему о ремарке Муссолини в разговоре с советским послом, хлопотавшим о въездной визе для Горького. Дуче спросил:

– А что он пишет?

– Мемуары, – ответил посол.

– Ну, если мемуары, разрешаю, – милостиво кивнул Муссолини. – Тот, кто пишет мемуары, конченый писатель.

История пришлась ему по вкусу, и он несколько раз повторил: «Вот именно…» И добавил с усмешкой:

– Понимаете, чукча – не писатель, чукча – читатель.

Виктор считал, что вошедшие в книгу воспоминания сына следует значительно обкорнать, причем предлагал убрать самые живые, теплые места, по его мнению, никак не относящиеся к сути дела. Я придерживался противоположного мнения, он недоверчиво переспрашивал, но с некоторыми предложениями по его собственному тексту согласился:

– Действительно лучше, как это я сам не догадался, – слова, которые нечасто можно было услышать от него.

Подача материала и безапелляционная манера изложения мне не нравились, но на сей счет я, разумеется, не говорил ничего, да он этого от меня и не ждал. В оригиналах его текстов сплошь и рядом присутствовали советские штампы – «люди доброй воли», «чаяния всех людей» и т. д. и т. п. Он вообще обожал безликое «люди», часто встречающееся в его книгах.

В 2008 году мы давали совместное интервью на эстонском радио. Виктор долго говорил, что люди (!) в Советском Союзе (!) приходят на его выступления и чувствуют себя виноватыми перед ним за собственное поведение в то время.

В последнем, русском варианте его мемуары называются «Шахматы без пощады» (2006). Название, по-моему, очень удачное, но Виктор не был доволен: «Название мне не нравится – оно не мое». Он не сказал, какое пришлось бы ему по вкусу, но одно, мне кажется, очень подошло бы к его воспоминаниям.

В мемуарах немецкой писательницы Клэр Голль дана развернутая характеристика Джеймсу Джойсу, Сальвадору Дали, Морису Метерлинку, Пабло Пикассо, Райнеру Марии Рильке, Владимиру Маяковскому и многим другим. Всех этих знаменитостей она знала не просто очень хорошо, но близко, кого-то очень близко. И всем им даны не только нелицеприятные, но часто уничтожающие характеристики. Книгу своих воспоминаний писательница назвала «Никому не прощу!»