Злодей. Полвека с Виктором Корчным

Секундант чемпиона мира Юрий Балашов вспоминает: «Ни на каком другом соревновании мне не приходилось так много и интенсивно работать. И никогда не была столь высокой цена результата. Я иногда думаю, что было бы, если бы Карпов этот матч проиграл. Как я узнал позднее, доносы на нашу тренерскую группу уже были написаны и отправлены в Москву. Специалист по доносам свое дело знал. И в случае поражения мы оказывались главными виновниками. А наказывать в СССР умели».

Выигранная Карповым 32-я партия сняла все эти вопросы с повестки дня. Матч завершился: Карпов победил со счетом +6–5=21.

Иосиф Бродский как-то сказал, что поэт сам устанавливает планку, через которую прыгает: можно установить низко, чтобы заранее обеспечить себе успех, но можно и высоко, даже зная, что не допрыгнешь. Если это относится к творческой деятельности вообще, мне кажется, последний вариант – случай Корчного. Когда он говорил о завоевании звания чемпиона мира, даже когда был совсем близко к нему, где-то в подсознании он плохо представлял себя в таком качестве. Когда в Багио, выиграв три партии кряду, Корчной сравнял счет в матче с Карповым и, очевидно, владел игровой и психологической инициативой, о чем он думал?

«Я представлял, что выигрываю этот матч. А через 12–15 месяцев должен состояться матч-реванш. И я представил себе, что проигрываю реванш и просто физически, по времени не могу принять участие в новом цикле борьбы, поскольку в тот момент уже начинались бы следующие матчи претендентов… Всё это я высказал в интервью накануне последней партии».

Психологи знают феномен, входящий в личностную структуру невротического спектра индивидуума, называемый комплексом Поликрата: боязнь неприятностей, которые повлечет за собой восхождение на новую, более высокую ступень, бессознательное отторжение успеха, боязнь триумфа. Корчной просто не мог отрешиться тогда от постоянных мыслей об отборе, о кандидатских матчах, от всего, что составляло смысл жизни последних двух десятков лет.

Сама собой напрашивается параллель с Давидом Бронштейном: выигрывая матч с Ботвинником (1951), он много раз по ходу предпоследней 23-й партии мог добиться ясно ничейной позиции, мог сделать ничью и после неудачного хода, записанного Ботвинником, но, пройдя мимо всех возможностей, проиграл.

Его поведение до этой партии, да и после ее откладывания, свидетельствует о том, что он тоже не понял тогда огромной важности момента. Не осознал, что следует сделать самое последнее усилие, что надо сделать его именно сейчас, а не когда-нибудь в будущем, что следующего раза может и не представиться. Впоследствии Бронштейн давал различные объяснения невыигрыша того матча, но не был ли единственной причиной неудачи именно комплекс Поликрата?

Так и Корчной, четверть века спустя, вместо того чтобы отдать все силы решающей партии и думать только о ней, тревожился, что в случае победы и гипотетического проигрыша матча-реванша он не успеет принять участие в очередных претендентских матчах.

Уверен: если Карпов прочел то интервью, он получил дополнительный заряд энергии. А Корчной после безропотного проигрыша 32-й партии гарантировал себе… место в следующих претендентских матчах, войдя в привычное психологическое состояние.

А в самом конце, обозревая собственную карьеру, сказал совсем не чемпионскую фразу: «До сих пор не пойму, как удалось добраться практически до вершины…»

Победителя встречали на государственном уровне: море людей в аэропорту, транспаранты и здравицы в честь достойного сына советского народа, с честью выполнившего задание Родины, литавры военного оркестра, речи представителей всех слоев общественности, снова здравицы и цветы, цветы. Потом прием в Кремле, встреча с Брежневым, вручение ордена Трудового Красного Знамени (а после Мерано-1981 и высшей награды страны – ордена Ленина).

Трудно сказать, как закончился бы тот матч, играй оба выдающихся гроссмейстера просто в шахматы, без примеси зеркальных очков, йогуртов и йогов, скандалов с неподаванием рук, врачей-психологов, парапсихологов и медиумов, пресс-конференций, взаимных обвинений, оскорблений и многого, многого другого. Если бы всё решалось только в честной борьбе фигур на шахматной доске. Конечно, разница в двадцать лет – огромное преимущество, однако Корчной играл в Багио, по его собственным словам, как никогда в жизни, а в самом конце самочувствие у претендента было несравнимо лучше, чем у опустошенного физически и психически чемпиона.

Гипотетический вопрос, конечно. Случилось то, что случилось, и хотя три года спустя Корчной вновь завоевал право играть матч на первенство мира, он был только тенью яростного бойца в Багио, способного, казалось, совершить невозможное.