Конечно, у Корчного не было столь мощной государственной поддержки, но и он не был обойден вниманием. На его адрес приходили телеграммы с пожеланиями успеха от Жана-Поля Сартра, Сэмуэла Беккета, Эжена Ионеско, Фернандо Аррабаля, называвшего Батуринского «черным полковником и поставщиком эшафота».
На всех заседаниях жюри матча, в меморандумах, записках и обращениях Батуринский с блеском отстаивал позицию советской стороны, доказывая свою правоту и раз за разом оставляя вражеский лагерь в растерянности, гневе и бессилии.
Секретарь ФИДЕ Инеке Баккер вспоминает, что Батуринский не только был в курсе всего, но и помнил многое на память – правила, параграфы, законы, статьи – и был очень хорош в их интерпретации: «Здесь записано так, но надо понимать эдак, вы не обратили внимания на оговорку этого пункта и так далее…»
Еще до открытия матча разгорелась дискуссия, имеет ли право Корчной, живущий в Швейцарии, но не имеющий гражданства этой страны, играть под швейцарским флагом. «Нет! – сказал Батуринский. – Если Корчной не является швейцарским гражданином, то он и не имеет права играть под швейцарским флагом!» А когда представители претендента выдвинули контраргументы, он просто вышел из зала, громко хлопнув дверью.
Резко обрывал Помпей сицилийцев, ссылавшихся на традиции старинных законов: «Перестаньте приводить статьи законов тому, у кого за поясом меч». В отличие от Помпея, Батуринский прекрасно знал статьи и параграфы законов и еще при обсуждении прав Фишера в преддверии его матча с Карповым мог поставить на место самого президента ФИДЕ: «А как же пункт 4.1 в уставе ФИДЕ о матче на первенство мира, ведь он противоречит пункту 4.11?» – на что Эйве не знал, как и ответить.
И пусть Батуринский не имел за поясом меча, зато он знал, что за ним возвышается могучее государство, с которым считаются все в мировой политике и, тем более, в шахматном королевстве.
Ему удалось настоять на своем, и эта первая маленькая победа открыла длинную серию побед на протяжении трехмесячного матча. «Батуринскому, – вспоминал Корчной, – удалось доказать, что я не представляю никого, что я – никто, что я пришел ниоткуда и что охота на меня открыта».
Уже после окончания матча претендент признал: «Хотя Батуринский был послушный солдат и хорошо исполнял приказы начальства, он был прекрасным юристом, и это его заслуга, что тогда в Багио советские так замечательно держались на всяких переговорах и были сильны в юридических крючкотворствах. Карпов обязан Батуринскому многим, очень многим, он был достойный защитник его, всей системы и роль свою выполнил блестяще».
Было известно, что Корчной всегда любил внимание прессы. Он редко отказывал журналистам, и тем не стоило большого труда растормошить его, вызвать на откровенность, увести разговор от шахмат в другие сферы. Уверен, что те, кто «разрабатывал» Корчного в Москве, не могли пройти мимо и этого факта.
Гроссмейстер Лев Альбурт рассказывает, что до своего бегства из СССР он всегда имел хорошие отношения с Батуринским, и когда встретился с ним в тесной московской компании через пару месяцев после матча в Багио, того потянуло на воспоминания:
«Прибыв на Филиппины, я связался с двумя журналистами из таиландской газеты довольно правого направления, являвшимися в действительности если не советскими агентами, то уж, во всяком случае, настроенными исключительно просоветски. Я объяснил им задачу и обеспечил приезд на Филиппины. Как и ожидалось, Корчной очень легко согласился на интервью, в ходе которого журналисты от шахматных проблем постепенно перешли к внешней политике Филиппин.
“В филиппинской печати идет ожесточенная кампания за вывод американских военных баз и, разыскивая сильную руку, в поисках политической, финансовой, экономической помощи, филиппинское правительство ориентируется отнюдь не на ближайших соседей”, – сказал Корчной. После чего обрушился на Кампоманеса, заигрывающего с Советами, а потом и на самого президента Маркоса, употребляя очень сильные выражения. Газета с напечатанным интервью поступила в советское посольство в Маниле, текст интервью был переведен, затем через помощников Маркоса попал на глаза президенту страны, который, разумеется, был недоволен высказываниями Корчного. Разъярен был и Кампоманес. С этого момента главный организатор матча, раньше пытавшийся соблюдать нейтралитет, был полностью на нашей стороне. Он даже принимал участие в наших совещаниях, где разрабатывались методы борьбы с корчновским лагерем», – с гордостью говорил Батуринский.
На фоне таких закулисных историй невинной шуткой кажется его ответ Реймонду Кину: «Считайте, что мы не джентльмены», когда англичанин во время последней партии матча стал упрекать Батуринского, почему было нарушено «джентльменское соглашение», которого ранее придерживались оба лагеря.