Злодей. Полвека с Виктором Корчным

Подобное произошло с Бобби Фишером после победы над Спасским. Когда у него спросили, что он чувствует, американец сказал: «Появилось ощущение, что у меня отняли мое самое заветное желание». Только у Фишера это ощущение появилось после завоевания чемпионского титула, а у Корчного – после тяжелого поражения в третьем матче с Карповым.

И действительно, хотя впоследствии Корчной еще играл в претендентских матчах и побеждал во многих турнирах (включая межзональный-1987), кривая его успехов медленно поползла вниз. Да и на шахматном небосклоне зажглась новая звезда, да еще какая – Гарри Каспаров!

Карпов утверждал, что их отношения с Корчным нормализовались, как только ушла острота соперничества, что время всё сгладило. Внешне всё так и выглядело: после перестройки Корчной не раз приезжал в Россию, они с Карповым раскланивались, обменивались парой-тройкой фраз, играли в одних турнирах и даже за одну клубную команду.

Когда спрашивали Корчного о восстановлении мира с бывшим неприятелем, он прибегал к библейским параллелям: «Ведь христианство учит, что нехорошо сохранять ненависть в своих душах навечно. Надо научиться прощать своих врагов». И добавлял, что отношения у них вполне цивилизованные, поясняя, впрочем: ведь даже с врагами имеешь дипломатические отношения.

Но всё равно что-то свербило в душе: проходил турнир, и он давал очередное интервью, в котором снова обрушивался на своего недруга.

Позвонил 1 мая 2003 года:

– Скажите, правда ведь, хорошо я того по носу щелкнул?..

– ?!?!

– Играю сейчас в командном первенстве России в Тольятти. Нормально должен играть на второй или третьей доске, но (торжествующе) когда узнал, что Карпов тоже в команде, сказал, что в этом случае – только на первой!.. Сейчас, знаете, пишу автобиографию, и когда снова вспоминаю, что он делал со мной в Багио, у меня сердце болит…

В начале 2004 года опять говорили по телефону.

– Предложили давеча сыграть матч с Карповым – двадцать пять лет спустя, как бы. Отказался. Сказал – и Карпов мне не симпатичен, да и сама идея так себе…

Решил воспользоваться тем, что он сам завел разговор на эту тему. Спросил:

– Как думаете, Виктор, если бы не на Филиппинах играли, а в другом месте, изменилось ли бы что-то? В Голландии или Австрии, у вас ведь Грац стоял тогда на первом месте…

Ушел от ответа:

– Что я должен был сделать точно, так это назначить другого руководителя делегации. Это точно. Не вздорную бабу, которая только и умеет, что на базаре ругаться, а солидного человека.

– Вы это о Петре?

– О ком же еще… Если бы у меня был такой руководитель делегации, как Батуринский, посмотрел бы я на советских в Багио!

Летом 1999 года сказал ему, что собираюсь в Москву, говорить с Батуринским, а потом и написать о нем. Виктор опешил:

– Да вы понимаете, что это совсем другое, чем о Фурмане или о Кобленце писать, это совсем другое… Трудное, трудное…

И добавил с явным раздражением:

– Да и вообще, кто вас уполномочил это делать? Ведь это разбор исторического прошлого, а кто нам дал право его судить?..

Называвший Батуринского «заплечных дел мастером» и «по общепринятой морали – преступником, не имеющим права представлять делегацию, прибывшую играть в шахматы», два десятилетия спустя Корчной защищал бывшего военного прокурора.

Забылись матчи на первенство мира, забылся и Линарес 1989 года. Тогда, приехав на турнир в Испанию, Корчной обнаружил, что главным судьей будет Батуринский, и поставил вопрос ребром: «Или черный полковник, или я». И даже когда предложили компромисс – Батуринский будет судить все партии, кроме ваших, всё равно стоял на своем: «Не хочу видеть эту фигуру даже в поле моего зрения». Петицию в поддержку Корчного подписали многие участники, но большинство решило устраниться от вопроса, и в знак протеста Виктор уехал из Линареса, так и не приступив к игре.

А когда Батуринский умер, Корчной снова говорил о нем с уважением, едва ли не с пиететом. С уходом бывшего главы советских шахмат какой-то кусок оторвался от него самого, и уже не важно было, сколько крови попортил ему Батуринский в Багио, в Мерано, да и раньше, в Москве, уже забылось, как он сам называл того когда-то.

Не могу найти другого объяснения, кроме того, что в прошлом обоих связали, быть может, самые эмоциональные, самые яркие страницы их жизней. А с каким знаком они были – плюсом или минусом, отошло для Корчного на второй план. Так немецкий и британский солдаты, встретившись году в 1995-м, радостно вспоминали подробности боев полувековой давности, забывая, что тогда в любой момент могли получить пулю один от другого.

Но, может быть, объяснение не только в общности времени, пережитого вместе?