- Хорошо. Спасибо.
Он дождался, пока она ушла, и вышел с портфелем на улицу. Вечер был туманным и слякотным.
Взволнованный воспоминаниями о порезе, он задержался у входа. Вскорости погас свет в верхних окнах. Он представил ее там, одну среди стеллажей, ее порезанный палец, нажимающий на кнопку выключателя.
Его швейцарский нож бугорком прижимался к бедру. Он скользнул в карман брюк и погладил гладкую пластмассовую ручку.
И попробовал на вкус мысль о том, как исполосовать ее этим самым ножом.
Просто дождаться, пока она выйдет, и...
Нет!
Он отвернулся от библиотеки и медленно пошел прочь.
В своей квартире, в трех кварталах от кампуса, Чарльз улегся спать. Но не заснул. В голове кружились мысли о Линн.
Не думай о ней, - сказал он себе.
Нельзя.
Но это было бы так восхитительно.
Но нельзя.
Линн училась на магистратуре. Как и Чарльз, она подрабатывала в Уитморской библиотеке. Все знали, что они работают в одно и то же время. На него падет слишком много подозрений.
Кроме того, она ему на самом деле нравилась.
Черт побери!
Забудь о ней.
Он попытался. Он попытался думать о других.
Как они визжали и кричали. Как выглядели их лица. Как пронзается кожа. Как алые ручьи крови вытекают из берегов разрезанной плоти, бегут и расходятся, сливаются в новые течения, и скользят по бархатистым полям, образующим мерцающие бассейны во впадинах тела, стекают вниз по наклону.
Сколько тел, вздрагивающих от ужаса или бьющихся в агонии! Сколько хлещущих ран!
И все - у незнакомцев.
Если не считать лицо, тело и раны его матери. Борясь с ошеломляющим потоком образов, пытаясь противостоять мыслям о Линн. Он сосредоточился на матери. Ее голосе из-за двери.
- Солнце, принеси мне "Бэндэйд", пожалуйста.
Он увидел себя, увидел, как входит в заполненную паром ванную, тянется к аптечке за жестяной банкой с пластырями, берет один и направляется к ванне, где лежит мать. Вода в ней мутная. По ее поверхности плавают клочья мыльной пены. От ее грудной клетки поднимаются два блестящи влажных островка, удивительно круглых и гладких, на вершине каждого - кожа оттенком порумяней, выступающая наверх. От одного взгляда на эти островки Чарльз почувствовал себя как-то непривычно и смутился.
Мать держала в руке бритву. Левую ногу она держала над водой, упершись ступней о край ванны под одной из ручек крана. Порез расположился между ее коленкой и местом, где колыхалась вода.
- Я тут порезалась, когда брилась, - сказала она.
Чарльз кивнул. Посмотрел на рану. Проследил, как красные ленточки скользят по блестящей коже вниз. Из-за этого вода между ее ног становилась розовой. Там у нее росли волосы. Он не мог разглядеть ее письки. Он уставился, пытаясь найти ее, хотя и знал, что смотреть туда ему ни в коем случае нельзя. Но ничего не мог с этим поделать. Ему стало нехорошо.
- Ты же не отрезала ее, да?
- Что отрезала, солнышко?
- Ну... письку.
Она мягко рассмеялась.
- О, знаешь, у мам не бывает письки. Тут.